Левковские | |
---|---|
Герб Трубы | |
Описание герба: В белом серебряном поле три чёрные охотничьи роги в треугольник уложенные, тоншими концами будто в один пункт снисходящиеся, каждый с них о четверых золотавых ободах с золотою наводкою, над шлемом становлен левый рог чёрный, правый жёлтый, отведённые над короною | |
|
|
Девиз: | Нам советует Бог (Bóg nam radzi) |
Губернии, в РК которых внесён род: | Волынская губерния |
Часть родословной книги: | VI |
Родоначальник: | Ларион Валевский, 1450 |
Близкие роды: | Доротичи-Павловичи, Покалевские, Росметковичи из с. Геевичи (1614)[1], Лисичи,
Солтаны Стецковичи (с Петром Солтаном), Стецкие (с Ядвигой Левковской) |
Ветви рода: | Велавские-Левковские герба Трабы, Геевские-Невмержицкие, Геевские-Ловдыковские, Булгаковские-Верповские, по Гербовнику Урусского — Левковичи герба Лук |
Период существования рода: | 1450 — нынешнее время |
Место происхождения: | Овручское княжество, Велавск: «и зъ веку слывуть бояре Велавскии» |
Подданство: | Великое княжество Литовское Речь Посполитая Российская империя |
Имения: | Левковичи Овручского староства |
Военная деятельность: | Панцирные бояре, земяне господарские, pl:szlachta zagrodowa в повете Овручском |
Левковские на Викискладе | |
|
|
|
Левко́вские (польск. Lewkowski, укр. Левківські) — старинный дворянский род панцирных бояр овручских («служивали коньми а въ панцырахъ, посполу зъ бояры Вруцкими»), а позднее земян и шляхты («ижъ они здавна суть земяне шляхта повету Киевского», «шляхта загродова в повете овруцком, которой предком был татарин Булгак, сын Давида, оседлый на Волыни коло року 1480-го. Напевно он уже принял хрест, потому что его родзина выступает в первой половине XVI столетия, яко христианская»[2]). Татарские имена и прозвища Левковских встречаются и в последующих поколениях: внук Булгака — Хиней (Гвени) Нелипович (1571 год), сосед (зять?) Левковских и Невмержицких, Пётр Солтан у Левковичах (1576 год), зять овручского шляхтича Ивана Доротича — Росметко Геевич (1571 год)[3] и его потомки Розмейковы (1775)[4], Юсупченки, Иосафаты, Сапаты, Коршаки, Барбаруки, Джигуны, Едрок, Гурий и др. (XVIII—XIX век).[5]
После того, как «князь Семенъ, на его (Доротича)[6] деда Давыда и на его батька Павла и на дядьки его розъгневався, и внявъ въ нихъ дедизну и вчизну ихъ» (Велавск, Давыдковичи на Грезле, Давыдковскую землю на Норыни[7]), уже с последней четверти XV века «властной отчизной землей» Велавских стали соседние земли на Овруччине — Смольчанская (Левковская, Верповская-Тышковщизна), Лавдыковская (Геевская) и остров Литовский, за которую они напрямую служат киевскому князю или воеводе: «Земяне наши Киевского повету» Левковские вместе «зъ братею своею» «во всякихъ речахъ и справахъ своихъ перед судомъ земскимъ албо кгродскимъ киевскимъ справовати се мають, а перед судомъ имъ не належнымъ, яко перед урядомъ замъку Овруцкого и нигде инде не повинни становити ся».[8][9]
Родовым гнездом Левковских было село Левковичи (от него и топонимическое происхождение фамилии) на территории Овручского староства, которое, в качестве отчины их родоначальник Ларион Валевский (Велавский), подтвердил в 1486 году у короля Казимира[10]. Село Левковичи уже существовало до появления Булгаков, ведь согласно современным археологическим данным — Верпа, Кобылин, Левковичи, Можары, Гаевичи относятся к поселениям древнерусского периода,[11] а в соседнем селе Збраньки обнаружена даже стоянка периода палеолита.[12] В описи Овручского замка от 1545 года,[13] упоминается «городня» земян Левковских, «подданных господарскихъ Шырковичъ, Доропичъ а Гаевичъ», так как по словам В. Антоновича, отдельными ветвями рода Валевских-Левковских, начиная с 1548 года были Верповские и Геевские.[14] Но, по актам Литовской Метрики первое упоминание о Геевичах встречается в 1523 году: «…земълю пустовъскую путъную во Въруцъкомъ повете Вольненицъкую а дворыщо пустое ж в месте нашомъ Вручцъкомъ Зенъковъское, ино к той земъли близскии ся выискали на имя Геевичы а Ложчычы»[15], где Ложчычи (Лозки) — известные «земяне гнездовые Подляшья брестского, а в начале XVI века поседали и добра в Киевщизне».[16] Фамилия Валевские (Валевские-Левковские) является новейшей «компиляцией» топонимического прозвища Велавские, не имеющего никакого отношения к польскому роду Валевских[5][17].
Левковские были внесены в Гербовники Адама Бонецкого,[18] и Северина Урусского,[19] под литерой «Л» в VI часть многотомной Родословной книги дворян Волынской губернии и её печатный вариант Список дворян Волынской губернии.[20]
Левковские происходят от Люстрации Овручского замка 1545 года упоминается сельце Булгаковское, как выслуга овручского боярина Василия Панковича, которое также не относится к владениям Булгаков Велавских.
Павел Клепатский считал, что татары просачивались в среду киевского боярства двумя путями: посредством добровольного выхода из Орды ради господарской службы или же путём плена. Булгаки, служили военную службу господарю, за что и были пожалованы отчинами. Но можно было попасть в число местных бояр и иным способом — по службе толмача. Киевская земля, благодаря своему соседству с Ордой, имела всегда большую надобность в толмачах для сношения с татарами. Толмачи необходимы были в Киеве — при воеводе, в Каневе и Черкассах — при старостах. За свою службу они получали иногда известное вознаграждение деньгами — из мыта и других источников, а чаще всего — землями. Таким образом в состав киевского боярства попали, например, Солтановичи (Альбеевичи)[26], Берендеи, Маликбаши и другие.[27] Есть также новейшие исследования, когда татары переходили в подданство ВКЛ (середина XV века), в качестве подарка крымского хана (история, так называемых, «Семёновых людей»).[28] Многие исследователи сходятся в том, что Булгаки действительно принадлежали к группе добровольных «оседленцов» тюркского происхождения в киевской земле на правах боярских (привилей их предку Булгаку от Владимира Ольгердовича не позднее 1394—1395 годов, на который ссылаются в 1574 году овручские бояре Павел и Семён Болгаковские[29]), в которую входили Аксаковы (Норинск, Охово, Красное), Болсуновские (Болсуны, Чорногубовская и Чеголаевская земля) и Выговские — якобы, потомки князя Богдана Глинского[30], Коркошки Афгановичи или Долматы (Чигирёвская земля), Бутовичи придомка Брусиловичей, Ленковичи — потомки татарского толмача Берендея (Вишенки)[31], Солтаны Шишкины-Ставецкие (Велавск, с 1494), Ущапы (Ущаповичи, Кончаковская земля), Круки (Кубылин, остров Круковский, Закусилы), Терпиловские придомка Кантемир, Кокоричи (Глебов), Кобызевичи, придомка Ходыка, Яголдаевичи (по женской линии), Товлуевичи и Кодышевичи (Мозырский повет), Половцы, Маликбаши, Кунцевичи, Байбузы.[32][33][34][35] Современные историко-этнографические исследования Среднего Полесья определённым образом подтверждают связь потомков овручской шляхты с восточными традициями:
За словами известного польского историка Станислава Кричинского, Булгаки прибыли в Литву из «Орды» между 1380 и 1397 годами вместе с Глинскими.[45] Данной точки зрения придерживаются и другие историки:
«Мансур-Kият (сын Мамая) поселился в Приднепровье со всем своим улусом. Ни поражение на Куликовом поле, ни на реке Калка не привело к немедленному распаду улусов, подчинённых Мамаю. Эмир не только успел собрать своих последователей на земле Литвы, но и пытался сопротивляться в течение некоторого времени в Крыму. Данные генеалогии показывают, что в это время появилось в Великом княжестве Литовском, по крайней мере, несколько десятков семей из татар, которые после принятия христианства укоренились в литовско-русском обществе. Сразу после 1380 года прибыли в Литву, в частности, предки Аксаков, Балакиревых, Бердибековичей, Бирбашей, Болсуновских и Булгаков.»[46]
В 1408 году часть этих Булгаков в свите Свидригайлы выехала на русскую службу, где получила земли под Новгородом и Москвой. В XV веке известны как бояре северо-восточной Руси, в 1481 году отмечен наместник в Новгороде. Фамилия Булгак происходит от тюрско-татарского — «гордый человек».[47]
По мнению украинского историка, Натальи Яковенко, Булгак Велавский и Булгак Лисичонок принадлежали к одному роду тех же Булгаков. Польский историк Александр Яблоновский в Актах Люблинского Трибунала нашёл документ, который, в какой-то мере, подтверждает родство их потомков: Wyciac z summaryucza aktow Trybunalu Lubelskiego. Книга № 3 1618 года. Лист 144. Собрание справ декретовых, поточных и записовых с книги русской воеводства Киевского 1618 года, к исполнению виписаны: «15 мая 1618 года. Принят декрет в судебном позове между Яцьком Гриневичем Лисичем, Яном Макаровичем, Богданом и другими Геевичами Ловдыковскими и Мацеем Винским, который напал на их дом и двор Бодке.»[48] Вследствие сохранившихся связей клиентарного типа, берущих начало ещё в Орде, среди слуг одного князя-сюзерена существовал общий брачный рынок, продиктованный не клановостью, а желанием сохранить в неизменном виде инвентарь землевладений.[49] В документах Литовской метрики зафиксированы имения князей Глинских в киевской земле: Богдану Глинскому в Олевской волости принадлежало село Боровое и в Завской (Заушской) волости — Голубеев; король Александр подтвердил это пожалование в 1495 году. Сверх того, отец Богдана — Фёдор Глинский купил село Некрашов на реке Красной в Киевском повете и Жукин на Десне, подтверждённые в 1498 году, а Ивану Глинскому — Гостомель в Киевском уезде и Пирхаловское, на имя Ставок в Житомирском повете (1499 год).[50] Согласно же «Родословной потомков Мамая — князей Глинских», они получили волость Гладковичи в Овручском повете ещё за князя Витовта: «И Князь Великий Витовт прия (принял) их (зело) честно не яко слуг, но яко [единых от] сродних (сродников) своих, и дал им [на приказ] вотчины волости: Станку (Стайку), Хорозов (Хозоров), Сереков, Гладковича (Гладковичи)»[51], после смерти Василия Дашковича Глинского — черкасского наместника 1504—1507 гг. [52] и поражения восстания Глинских в 1508 году, перешедшие Сеньку Полозовичу (1508. 04. 10 Привилея п(а)ну Сенку Полозовичу на именя: в Киевском повете Гостомляны, в Житомирском повете Ставокъ, а во Вруцком повете Глядковичи, по смерти кн(я)зя Василя Дашковича на зрадец кн(я)зеи Лвовичов Глинских спалые, ему и потомком его у отчину).[53] Булгак Лисичин сын, и Михайло Волчкович «две дельницы свои селыща Ивонинцовъ, лежачого при речце Красной, пашни, сеножатей, и млына», записали в 1499 году на Киевский Свято-Никольский пустынный монастырь,[54] а «Ваверцы а о Сенъковъщыну, а о местъцо во Въручом... в 1522 году Сурыновая Духна Волковъна и зъ сыномъ своимъ Стасемъ Сурыновичомъ получила…, как именье дядка её Булгака Лисиченъка».[55] Булгаки Лисичи были напрямую замешаны в восстании Глинских: зять Булгака Лисичонка по дочери Феде, Ивашко Немирич, за выражением короля Жикгимонта, «…зъ зрадцою нашимъ з Глинскимъ был и панства, землю нашу, казилъ. И потомъ… билъ нам чоломъ и поведилъ перед нами, штожъ он мешкалъ въ зрадъци нашого у Ивана Глинского».[56] Естественно, до мятежа Булгак Лисич занимал высокое положение среди боярства и владел даже землями (селище Бузиковское) в районе Черкас, которое с 1509 года передано Киево-Печерскому монастырю.[57] Можно привести и некоторые наблюдения о его службе. Среди пожалований Казимира от "1488. 04. 06. Петриков на Велицедни: " есть запись о выдаче «Булъгаку Лисицы 15 копъ з мыта киевъского и путивльского»..[58] «[1507.05] В Люблине, едучы с Кракова, и о г Люблина по дорозе едучи давано: Булъгаку Лисичанку на 13 копъ грошей з мыта киевского аргишового отмена.»[59] Ещё один князь из Булгаков, Семён Булгак — мурза татарский и товарищ Евстафия Дашкевича[60] вместе с Евстафием, который наконец, по словам Сигизмунда І, «от зрадцы нашого Глинского к нам прибег»[61], также участник заговора Глинских. Его потомки — Булгаки герба Сырокомля осели в Белоруссии.[62] Несецкий, опираясь на Папроцкого и генеалогию, составленную Игнацием Ельцом, пишет о Булгаке и Лисице — сыновьях Яцины Игнатовича Ельца из рода Вороничей.[63] Большинство польских геральдиков, начиная уже с Красицкого, раскритиковали эту родословную, поскольку Игнаций Елец с целью возвеличивания собственного рода, смешал в одну кучу множество громких фамилий, связанных друг с другом узами брака: Булгаков, Тыша-Быковских, Ельцов, Кмит, Поцеев, Немиричей, Олизаров.[64][65]
Родоначальником всех Левковских был Ларион Валевский, сын Давыда Велавского, слуга, позднее боярин киевского князя из села Валева (Велавска) — теперешнее село Валавск (Ельский район) Гомельской области.[66]
В 1450 году (индикта 13-го) удельный князь киевский Олелько Владимирович[67] из литовской династии Гедиминовичей — сын киевского князя Владимира Ольгердовича, пожаловал в Овручском замке грамоту Лариону Валевскому («Мы, Александр Владимирович пожаловали нашего слугу Лариона Велавского»), согласно которой, Ларион Валевский переходил в разряд литовских служивых бояр — земян, и должен был служить «господарскою, военною, земскою службою конём», «конно и оружно» по призыву князя «ехати на послугу господарскую при воеводе, як их (земян) обошлёт». Кроме этой повинности земяне не несли никакой другой повинности, не подчинялись суду княжеских замков и их державцев, а судились или перед лицом самого князя, или его воеводы, или же комиссиями, назначаемыми князем для каждого отдельного случая. После возвращения Велавских из Волыни их новые Смольчанские земли были подтверждены Мартином Гаштольдом, а затем и листом великого князя Казимира Ягайловича в 1486 году, а остров Литовский в 1496 году. Земли Смольчанские, Левковские, Ловдыковские и остров Литовский юридически (письменно) полностью были закреплены за Левковскими только с 1574 года Грамотой короля Генриха III и «вписаны до гроду киевского в 1597 году».[10][68] По оценке некоторых исследователей земяне первоначально исполняли роль при удельном киевском князе «что-то наподобие личной гвардии».[69]
Родные братья Булгака — Павел, Яков Покалевский, Андрей Глушко Велавский, Вольнянец. Сынами Павла с женой Дорот были Малко, Пётр, Антон, Андрей Доротичи (1496, 1510), а их «деверечич» Михайло (вероятно, сын Вольнянца), в которых потомки Иван (1571), Логмин и Артём (1614) встречаются в числе владельцев с. Геевичи и Литовского острова. Потомки Якова Покалевского: Кузьма — Богдан Покалевский с женой Опраньей Денисовной (1545, 1556, 1558) — Лев — Грегор (1581) — Дмитрий Грегорович Покалевский с его женой Гальшкой Пайрасовной Покалевской (1618).[70][71]. В Помяннике Киево-Печерской лавры расписан род Покалевской Стефаниды Денисовны с Овруча — родной сестры Опраньи Денисовны (ветка по женской линии Покалевских): Иона, Акулина, Хвомы, Евгы, Дмитрия (сын Фомы и Евгы), Деонисия.[72]
Ключом к пониманию родословного дерева Левковских является «привилей» короля Казимира 1574 года, включающий в себя более ранние грамоты, из которого очевидно, что Ларион Валевский, как общий предок Булгаковских, Левковских и Геевских ("...1574... ziemianie owruccy: dwaj Bulhakowscy, jeden Lewkowicz i dwaj Hejewicze występują „z bracią swą", jako potomkowie jednego ich przodka Łaryona Walewskiego..."),[73] принял крещёное имя Ларион из татарского Булгак, не позднее 1450 года[74], а Нелиповичи-Зиневичи и Сенютичи-Ивановичи выступают правнуками Булгака Белавского:
«…земяне наши Киевского повету на имя Павел а Семен Ивановичи Болгаковские, Гридко Нелепович Левкович, Родивон а Охрем Геевичы зъ братею своею, листъ славное памети князя Александра Володимеровича киевского, который листомъ своимъ продка ихъ Ларивона Валевского, с которого онъ(sic!) поколеня вышли, вызволити рачилъ от всяких робот и повинностей, а зоставитъ ихъ рачилъ на службе шляхетской, а другий листъ — потвержене славное памети Казимера кр. его мл., прадеду ихъ земянину овруцкому, на имя Булгаку Белавскому потвердит рачил землю ихъ отчизную на имя Смолчанскую…»[75]
Согласно актовых записей, у Булгака Белавского было следующее потомство:
После Давыда Велавского и Федька Горловича между 1492—1506 годами Велавск перешёл Солтанам Стецковичам — Шишкам Ставецким с Волыни (Ставецкие — от их имения Ставок в Турийском районе, которое сестринец (племянник по сестре) Юшка Камки — Стецко Шишкинич (из с. Шишкович?) вместе с Будятичами получил в качестве приданого 11 сентября 1471 года с женой Матрушкой Вохновой, дочерью волынской земянки Марии Вохновой[82]). Первое письменное свидетельство о селе Шишковичи во Владимирском повете находится в привилее Казимира Ягеллончика от 24 апреля 1490 года, который «надаёт князьям Александру и Михаилу Сангушкам... противъ того именья Тристеницы дали есмо именье въ берестейскомъ повете на имя Сошно, а въ володимирскомъ повете на имя Хвалимичи, а Братуловское Заечичи, а Намчинское Шишковичи со всимъ што къ тымъ именьямъ слушаеть...».[83] По Вольфу, этот привилей указан от 1475 года: «В 1475 году князь Александр вместе с братом Михаилом получили вместо Тростяницы, которую король взял себе, Сошно в Брестском повете, Хвалимичи, Заечицы и Шишковичи в повете Владимирском и в том же году оба брата поделили эти усадьбы следующим образом: князь Александр Сангушкович взял Сошно, Влодаву и Шумино, а князь Михаил Сангушкович взял Хвалимичи, Шишковичи (у Вольфа здесь, Тышковичи, описка), Заечицы и Волковичи, а сверх того 100 коп денег доплаты от брата».[84] «Прывилеи Грыцку, Солтану а Богъдану Стецковичомъ Шишъкиным на некоторые части имен их по дядку их небощыку Грыцку Ивановичу спалые у Киевъскомъ и во Вруцкомь повете» от 1 июля 1523 года показывают известного земянина киевского и волынского, Солтана Стецковича, жена Богдана Суриновна, одним из совладельцев Велавска по его дядьку Грицку Ивановичу: «Били намъ чоломъ дворяне н(а)ши Грыцко а Солтанъ а Богданъ Стецъковичъ Шишъкины о томъ, што братъ н(а)шъ славъное памяти Алекъсанъдръ, корол его м(и)л(о)сть, дал дядку их Грыцку Ивановичу а Грытцу Стецковичу чотыры служъбы людеи у Киевъскомъ повете у Олевъском волости на имя Собечыных, а во Вруцъкомъ повете пять служобъ, у Велавъску чотыры служъбы а пятую служъбу Давыдковичовъ...». Те же имена братьев Солтанов Стецковичей упомянуты в листе господаря до воеводы киевского от 28 января 1526 года «В справе Гришка а Богда[на] Стецковичов з братом их Солтаном о взрушиване делу, учиненог(о) вы именях их у Киевском повете: Жаловали дворяне Гришко а Богданъ Стецковичи на брата своего Солтана, што ж мель з ними дель вы именъкахъ дядковшчине у Киевъскомъ повете у Велавъску, у Собичине а у Давыдковичахъ...» В выписе из гродских книг Киевского господарского замка от 4 июля 1576 года Пётр Солтан у Левковичах, вероятно, сын того же Солтана Стецковича из рода Солтанов Шишок Ставецких, показан соседом Нелиповичей-Левковских (зятем?). Схематически родовод Петра Солтана выглядит так: Стецко Шишкинич (1471) — отец Солтана, Иван Стецкович (1541), отчим Митко Липский (1501) и его жена Юлиана Левковна (1504) — Солтан Стецкович (Фёдор Стецкович Солтан, 1523) — Пётр Солтан (1576). Согласно этому «выпису» из книг гродских киевских, возный киевской земли Семён Александрович Мочульский учинил «сознание», что он будучи с наместником Киевского воеводства Ефстафием Ивановичем Ружинским по делу господарских земян Киевского повета, дворян Петра Солтана, Томилы, Теодора, Григория Нелиповичей, Зиновия Сидоровича, Олехна Устимовича Левковских, Михаила Сосновского 1576 года июня 7 дня и им жаловались об имениях своих Левковичах и Невмиричах дворяне Левковские и Невмирицкие Теодор, Андрей, Севастьян, Опанас и Василий и все вместе рассказывали возному, что мая 20 дня 1576 года Филон Семёнович Кмита Оршанский староста, не смотря на божие и людские законы, наслал насильственно на селения Левковцы и Немиричи на шляхетские их дома подчинённых своих, которые пограбили имущество, скот, лошади, коровы, волы и т. д., и нанесли физические обиды шляхтичам. В числе пострадавших упоминаются Зиновий Сидорович, Григорий Нелипович, Пётр Солтан, Панас Сидкевич, Тит Севастьянович, Андрей Невмирицкий. А «...копию оного (документа) Петру Солтану и его соседомъ дворяномъ Левковскимъ и Невмирицкимъ за подписомъ и притиснениемъ печати выдан...».[5] В соответствии с раздельным листом между братьями Солтанами Стецковичами от 1576 года, Пётр Солтан вместе с братьями Иваном и Павлом от отца своего, небожчика, Фёдора Стецковича Солтана получил части свои в Белокоровичах, Давидковичах на реце Уши, Кгру(з)ли (совр. Давыдки Народичского района) и Черниговцах на реке Норыни, а также от братанича своего Ивана Григорьевича Шишки часть у Велавску, дворищо отцовское в городе Овруче и двор своего старшего брата, дворянина господарского, небожчика, Стрета Солтана — Котловщину возле Овруча, братья Богдан — Ятковичи в повете Овручском, а Фёдор — Бутятичи в повете Владимирском, кроме того Иван и Павел Солтаны — дворец Пятковичи от матери их Богданы Суриновны. [85] Имена киевских земян Солтанов и их велавские владения также подтверждаются документом из Литовской Метрики: «Лет[а] Бож[его] Нарож[енья] 1563, м[есе]ца мая, 4 дня. Отложенье справы капитулы Виленское з земяны повету Киевского Солтановичами о островы именья сел Стодолишского и Куплянского волости Убортское, также о многие и розные кривды. Што княз Валерыян его м[и]л[о]сть, з ласки Божее бискуп виленьский, с капитулою костела головного виленьского светого Станислава позвали... земян г[оспо]д[а]рских повету Киевского Федора, Богдана, Петра, Павла, Ивана Солтановичов, а Солтановую-Богдану Суриновну о островы именья его м[и]л[о]сти двух сел Стодолишского, Купляньского волости Убортское, о покаженье границ звечыстых, о порубанье дерева бортного, о половенье ловов, о суму п[е]незей, на них присужоную, о вырубанье пущи на три мили, о выдранье бчол через заруку г[оспо]д[а]рскую тисечу коп грошей и о иншые многие и розные кривды...»[86]
Между потомками Булгака Велавского Левковскими с одной стороны, Булгаковскими-Верповскими и Нелиповичами-Геевскими с другой стороны, был произведён раздел его отчины — Смольчанской земли, который был засвидетельствован овручским державцею Иосифом Михайловичем Халецким (1548 год) и подтверждён грамотой короля Генриха III (1574 год). Тогда же Левковские получили раздельный лист с Виленской капитулой[87].
В объявлении дворян Левковских от 18 декабря 1649 года о том, что, во время войны казаки сожгли документы, хранившиеся у Стефана Левковского, заключавшие доказательства о дворянском происхождении и о правах на земли Левковских, Булгаковских-Верповских и Геевских («Войско запорожское в тутейшем крае шло и часть полку каневского в тамтых краях будучи, те скрыни поменённого пана Степана Левковского, в закопани, в острови Моровином нашедши и оне нашедши и оне выкопавши, добра и сведоцтва побравши, а те вшистки справи попалили и в попил обротили»), а также в объявлении дворянина Дмитрия Васильевича Левковского, подтверждённого присягой, от 18 июня 1691 года, наводится перечень уничтоженных документов, а также принадлежащих им земель:
В числе уничтоженных документов названы раздельные листы: «Первый раздельный лист предков Левковских, Булгаковских, Верповских, Геевских; панов Левковских, а добр Верповских, Булгаковских, земли Смольчинские, которые делилися перед Овруцким державцею Йосипом Михайловичем Халецким. Раздел был списан под датой 15 июля 1548 года. Второй раздельный лист на каменные Островы, панам Левковским служачие, между грунтами их милости князей капитулов Виленских, которые в своих межах так ся граничат: с Каменным лугом Нивенским, остров Трунив, с Трунива острова вдоль реки Словечна до болота Заремин, до реки Жидовой, вдоль реки Жидовой до Передела, с Передела до Лав, з Лав до Перетимля, з Перетимля Михасевым болотом, з Михасева в болото Тывров, до Чёрного-Острова, до реки Словечной, гранича с грунтами Невмержицкими, речка Роговка, лесами и поплесками, идя до волоки Кисиной, а Кисинска гранича до Окетых?… В том раздельном листе, за словами пана Левковского, были минованы островы: Остров Спасский и Крушинна, которые граничат до болота Люблинского мха, до Деснового, до Савинца, з Савинца в Великий Лес, з Великого Леса в волоку до Власова селища граничат»[88].
Потомкам Давыда Велавского стали принадлежать и другие части его отчины:
Согласно военно-топографической карты Ф. Ф. Шуберта (данные 1867 года), земли предков Левковских и «братии их» в период с начала и до конца 60-х годов XV века находились на юге Ельского района Гомельской области, после чего несколько лет Велавские жили на Волыни (не раньше, чем до 1471 года), а с 1486 года по привилею Казимира, занимали территории на северо-западе Овручского района Житомирской области (на карте отмечены Левковичи-Невмиричи, Верпа, Геевичи, Покалёв, Возничи, многочисленные хутора, речка и урочище Жидова, Передел, Чёрный остров, Тывров остров, болото Рога, Великий Лес, урочище Крушина).
Этим листом от 19 февраля 1450 года Олелько Владимирович подтверждал Лариона Валевского к сословию бояр (земян):
«Мы Александро Володимеровичъ пожаловали есмо на того слугу Ларивона Вела(в)ского: не надобе ему нам з слугами службы служити, а поплатовъ платити и иных никоторыхъ пошлин в Чорнобыли не велели: подводами, ни стеречи, служити ему служба з бояры. И на то дали есмо ему сес нашъ листъ з нашою печатю, потверждаючи ею к бояромъ. И писан у Вовручомъ февраля девятогонадцят дня индикъта третегонадцять.».[9]
Следующий лист короля Казимира от 3(7) марта 1486 года подтверждал Булгаку Белавскому лист киевского воеводы Мартина Гаштольда (1471—1475)[107] на владение Смольчанскою землею:
«Самъ Казимир, Божою милостю корол полский, великий князь литовский, русский, княжа прусское, жомойтский и иныхъ. Наместнику Вовруцкому пану Роману Ивашкевичу. Билъ намъ чоломъ земянин въруцкий на имя Булгакъ Белавский и поведилъ намъ, штожъ земле его отчизная на имя Смолчанская от него была прочь отышла. И как небожчикъ пан Мартинъ Кгаштолтович Киев от нас держалъ, и о томъ доведавши се и права досмотревши и светковъ опытавши, тую землю ему далъ. И листъ пана Мартинов на тую земълю перед нами клалъ и просил нас, абыхмо тую землю ему потвердили нашимъ листом. И мы пана Мартинова листу выслухавши и тую землю ему потвержаемъ симъ нашимъ листомъ, нехай он тую землю держит и намъ с того служить по тому, якъ перво того с тое земли служба шла. Писан в Троцехъ м-ца марца третего дня индикъта четвертого.».[9]
В результате суда киевского воеводы Мартина Гаштовта между овручскими боярами Русиновичами[108] и боярами Велавскими, Литовский остров был присуждён Давыду Велавскому, а после вырока короля Александра — Доротичам:
27 июля 1496 года. Вырокъ земяномъ Вруцкимъ, Васку и брату его Русиновичомъ зъ земянкою Вруцкоюжъ Павловою Доротою и деверичомъ ее Михайломъ о Островъ Литовский.
«Самъ Александръ Божию милостию. Смотрели есмо того дела. Жаловалъ намъ земенинъ Вруцкий Васко и зъ братомъ своимъ Русиновичи на земянку Вруцкую, на Павловую Дороту и на сыновъ ее, на Петра, а на Антона, а на Андрейка и на деверичича ее, на Михайла, штожъ они держатъ отчину ихъ, на имя Литовский Островъ. И они вказали передъ нами листъ пана Мартиновъ Гастовтовича, штожъ деда ихъ Давида Велавского зъ дедомъ Русиновичомъ, зъ Миткомъ Петровичомъ, о томъ судилъ зъ бояры Лиевскими (в другом издании Литовской метрики: бояры киевскими[109]), и тотъ Островъ Велавъскимъ присудилъ, старины ся доведавши, и тот судъ свой отцу нашому, королю е. м., отписалъ, й отецъ нашъ е. м. подлугъ суда пана Мартинова на то имъ и листъ свой далъ. И тотъ листъ отца нашого передъ нами вказывали. И мы, того досмотревши, тотъ Островъ Литовский Павловой Дороте, и детемъ ее, и деверичу ее Михайлу есмо присудили подлугъ листу отца нашого и суду пана Мартинова; нехай они тотъ Островъ держатъ со всимъ по тому, какъ и передъ того держали, а намъ съ того службу служать по давному, а тымъ Русиновичомъ въ то вже ненадобе уступати ся. Писанъ у Вилни. Июль 27 день. Индиктъ 14.»[110]
Сосед и родственник Велавских, дворянин господарский Павел Сурин[111], ввёл в заблуждение великокняжескую канцелярию и выпросил в короля овручских бояр Велавских и их земли в свою собственность. Началась судебная тяжба, о которой сохранился документ в Литовской метрике с изложением родословной бояр Велавских:
Без даты (ок. 1509-1510 гг.) Описанье сведецтва, вчиненого черезъ Немиру, въ справе Суриново зъ Доротичомъ, которие се на него сослали о земъли, в того Сурина подъ Доротичомъ упрошоные.
«Што Суринъ а Доротичъ сослалися на мене, на Немиру, а тое светъчу, што запомню: Перъво, за князя Семена Киевъского, дедъ и отецъ и дядьки его седели на вчизне своей; и князь Семенъ, на его деда Давыда и на его батька Павла и на дядьки его розъгневався, и внявъ въ нихъ дедизну и вчизну ихъ, и далъ пану Федьку Горловичу; а ихъ самыхъ головами не далъ; и они пошли прочъ, къ Волыню, зъ жонами и зъ детьми и со со всими статки своими. И потомъ князь Семенъ Киевъски умеръ; ино его дедъ Давыдъ и втецъ его Павелъ и всии дядьки его били чоломъ господару Казимеру королю, абы имъ далъ, напротивъ тое ихъ вчизны, на чомъ седети. И господаръ король Казимиръ далъ деду и отцу и всимъ дядькомъ его, напротивъ ихъ вчизны, тыи земли, што теперь Суринъ у господаря его милости выпросилъ. Ино дедъ и втецъ и дядьки того Доротича съ тое вчизны своее, што въ нихъ князь Семенъ внялъ, служивали коньми а въ панцырахъ, посполу зъ бояры Вруцкими; а съ коланъными людьми и съ слугами Ордынъскими не служивали, и жадного потягу не тягнули. А после деда и вца и дядьковъ его, имъ Доротичомъ, тыи земли осталися, и они съ тыхъ земль, дедизны и вчизны своее, тепере по тому жъ конемъ служать, а колану жадного не служать. А какъ я запомню, за своее памяти, штожъ то и зъ веку слывуть бояре Велавскии. А для лепъшого сведомъя, ешче старей мене, во Вручомъ панъ Мезъ а Костюшко Митьковичъ, и мещанъ много старыхъ: нехай господаръ кажеть надто впытати ихъ, бо вни еще большей помнять. А дядьку того Доротича, Анъдрею Глушку Велавъскому далъ господаръ Казимиръ король землю зъ братомъ его Яковомъ Покалевъскимъ, а другому дядьку его, Вольнянце, далъ господаръ другую землю, а третему дядьку его, Булъгаку, далъ господаръ третюю землю. А то господаръ давалъ имъ, напротивъ ихъ вчизны, што въ нихъ князь Семенъ за гневъ свой внялъ. А тыи всии дядьки его калану не служать, а ни кому еще господаръ ихъ не роздавалъ.»[8]
В 1510 году после свидетельства Немиры, писем Яцька Мезя и Костюшка Митковича и других старожилов овручских на имя господаря, и после поездки Велавских в Краков на аудиенцию к королю, противостояние Сурина и Велавских завершилось их полной победой:
1510.08.18 Вырокъ межи бояри Вруцкого повета вилавскими а межи дворенином г(оспо)д(а)ръским Суриномъ, которые их былъ упросил за простых людей.
«Жикгимонт, Божю милостью корол полскии. Смотрели есмо того дела, стояли перед нами очевисто, жаловали намъ тыи бояре Вруцкого повета вилавскии Малко а Андреи Доротичи, а Сенютичи, а Нестергеивич на дворанина нашого Сурина, штож онъ выпросилъ их в насъ за простых людей, а они поведили передъ нами, штожъ они звечныи бояре вилавскии, и сослали ся о томъ на всих бояръ вруцких. Ино панъ Янко Мезь и Костюшко Милгковичъ, и иншии земяне и мещане вруцкии писали к намъ поведаючи, штожъ они бояре звечные а не простыи люди, а служать намъ посполъ з ынъшими земяны вруцкими. И мы, того межи ними досмотревши, подлугъ сведоства пана Мезева и земянъ, и мещанъ вруцъких, при томъ теки есмо их зоставили и казали им зася намъ служит по-старому службою бояръскою, а Суринъ вжо в них не маеть вступати ся вечно. И на то есмо имъ дали сесь нашъ листъ судовый з нашою печатю. Писан в Кракове, августа 18 день, индикт 13.»[112]
Землю одного из сыновей Давыда Велавского — Вольнянца, находившуюся в районе села Горлович (теперь район с. Клинец), первоначально получил овручский земянин Федько Омельянович Вешняк. Но в 1524 году эта земля уже перешла Геевским и Ложчичам (Лозкам), как ближайшим родственникам Вольнянца. В Метрике об этих событиях свидетельствуют два листа господаря Сигизмунда Старого.
Лист первый: от 1523 сентября 16 дня Листъ писаный до наместника вруцъкого пана Михаила Михаиловича Халецкого егс, абы Федку Омеляновичу на земълю пустую путьную на имя Волненицкую и на дворыщо пустое в месте Вруцъкомъ увязанье далъ.
«Жыкгимонтъ, Божю милостъю. Наместнику вруцкому пану Михаилу Михаиловичу Халецъкому и инымъ наместъникомъ, хто будетъ от нас Вручеи держати. Жаловал намъ слуга н(а)шъ вруикин Федко Омеляновичъ о томъ, што есмо перъво сего дали ему землю пустовъскую путьную во Въруцъком повете на имя Волненицкую близко Горловичъ на особъливую службу дворыщо пустое в месте н(а)шомъ Вруцъкомъ на имя Зеньковъское Пострыгалова, и писали есмо до наместьника вруцъкого пана Семена Полозовича, ажъбы его в тую землю и въ дворыщо увязал, и он деи его не въ[в]язывалъ. А потомъ и до тебе есьмо о томъ писали, ажъбы еси его увязал. И ты деи его такъжо в то не въвазывал. И тын онъ листы н(а)ши перед нами вказывалъ. Ино тыми разы мещане вруцкии поведили перед нами, штож то земля и дворыщо пустыи, а намъ с нихъ службы никоторое нетъ. Ино кгды жъ тая земля и дворыщо пустыи, прыказуемъ тобе, ажъбы еси его в то увязал. Пакъ ли жъ бы еси в то увезати его не хотел, и мы казали дворянину н(а)шому Грынку Збранъниковичу его в тую земълю у Волненицкую и въ дворыщо увезати. А который будуть поля и сеножати тое земли Вольненицъкое запроданы, ино естли они будуть закупили без дозъволенья н(а)шого, мы казали его в то увязати. А тыи нехаи собе п(е)н(я)зеи своихъ на истъцах смотрят, кому ихъ давали. А онъ нехаи тую землю Волненицкую и дворыщо Зенъковъское держыть со въсим по тому, какъ то здавъна в собе ся маеть, а намъ с того служъбу служыть конем водлуг перъвое данины и листу нашого. Писанъ у Кракове, под лет Божего нароженъя 1000 пятъсотъ 23, месяца сенътября, 16 дня.» [113]
Лист второй: от 7 октября 1524 года. Листъ даныи земянину вруцъкому Федку Омельяновичу Вешъняку на земълю пустую и на дворыщо пустое Зенковское в месте Вруцъкомъ, во Въруцком же повете.
«Жыкгимонтъ. Державъцы вруцъкому пану Михаилу Михаиловичу Халецъкому. Бил намъ чоломъ земянинъ вруцъкин Федко Омеляновичъ Вешъняк о томъ, штожъ есьмо дали были ему земълю пустовъскую путъную во Въруцъкомъ повете Вольненицъкую а дворыщо пустое ж в месте нашомъ Вручцъкомъ Зенъковъское, ино к той земъли близскии ся выискали на имя Геевичы а Ложчычы, о чомъ жо ты межы ними смотрел и тую земълю водле их близскости имъ прысудилъ и листъ свои судовыи на то имъ далъ, как же они с тымъ листомъ твоимъ к намъ здеся прыездили, и мы водлуг суда и листу твоего судового тых Геевичовъ а Ложчычъ такъжо пры той земли зоставили. И тоть Федко билъ намъ чоломъ, абыхмо напротивку тое земъли инъшую земълю пустую ему дали тамъ жо во Въручскомъ повете у Чорногубовичах на имя Беховскую, а поведал намъ, штож тая земъля пуста а служъбы намъ з нее неть. Ино коли намъ с тое земъли служъбы неть, мы тую земълю Беховскую напротивъку тое земли Волненицъкое ему дали со въсимъ с тымъ, какъ ся тая земъля зъдавна в собе маеть, и ты бы ему в тую земълю увязанье далъ. А што ся дотычеть того дворыща Зеньковъского, ино деи ты того дворыща ему не дал для того, штожъ онъ его просилъ за пусто, а на том дворыщы вдова мешъкаеть. Ино штобы еси напротивъку того дворыща обыскал ему инъде пустое дворыщо во Въручомъ и в то его увязал. Писанъ у Львове, под лет Божьего) нарож(енья) 1000 пятьсоть 24, м(е)с(е)ца октября) 7, инъдыкъ[т] 13. В томъ листе рука королевская. Копот, писар» [114]
Поскольку земля Невмержицких — Нестера (тот же Нестергеивич, 1510) и его брата Яшуты в Левковичах находилась определённое время "в пусте", господар Сигизмунд I передал её в 1525 году овручскому мещанину Макару Ивановичу (Вручанин, родоначальник Макаровичей?), позже она перешла их племяннику Солуяну Сидоровичу, а в 1552 году разделена между «господарскими земянами Невмержицкими».
1525. 09. 17 Лист писаный до наместника вруцкого мещанину вруцкому Макару Ивановичу на землю пустовскую Нестеровщину а Яшутевщину, на службе и повинности
«Жикгимонт. Наместънику вруцъкому пану Михаилу Михаиловичу Халецъскому. Билъ намъ чоломъ мещанинъ вруцъкии на имя Макар Ивановичъ и просилъ в нас земли пустовское во Вруцъскомъ повете, на которои земли два браты седели на имя Нестер а Яшута у Левковичохъ, и поведилъ намъ, иж тая земля пуста лежить а службы и подачокъ с нее никоторихъ неть. Ино коли тая земля будеть пуста а службы и подачокъ намъ с нее никоторихъ неть, мы, на его чоломъбитье, то вчинили: тую землю Нестеровщину а Яшутевщину ему дали. Нехаи онъ тую землю держить со всимъ, какъ ся тая земля здавна в собе мает, а намъ с тое земли службу особную служить и подачки дает по тому, какъ и перед тымъ с тое земли бывало. И ты бы вжо в тую землю не казалъ никому ничимъ ся вступати».[115]
В 1556 году овручский земянин Богдан Кузьмич Покалевский, правнук Давыда Велавского, записал своей жене Опранье Денисовне третью часть именья Покалева, а в 1568 году его лист подтвердил господар Сигизмунд II Август.
1556.02.14 / 1568.03.05 Богдану Покалевскому албо жоне его потверженье на третюю часть имени Покалевского, от него ей записаного
«Жикгимонт Август, Божью м(и)л(о)стью и прочее. Ознаимуемъ симъ нашимъ листомъ. Поведи перед нами земенин нашъ овруцкии Богдан Кузмич Покалевскии, иж он понявши за себе в малженство Опранью Денисовну и узнавши по неи, малжонце своеи, во всемъ верное а цнотливое захованье в милость малженскую, а хотячи то еи вызнати и нагородити, ни щиего припуженя, одно самъ по своеи доброи воли, дал, даровал и на вечность записал перво менованои малжонце своей Опраньи Денисовне третюю часть именя своего Покалева, у повете Овруцкомъ лежачого, на вечность, зо всимъ на все, ничого на себе, детеи, близких и кровных, и повиноватыхъ своих не оставуючи ани выимуючи, на што и лист свои записныи под печатью своею и под печатями некоторыхъ людеи добрых еи дал, и ачъ колвекъ первеи сего тот дар свои на враде овруцкомъ оповедал, одно ж для скутечнемшое моцы и твердости донесши то до нас, г(о)с(по)д(а)ра, лист свои записныи передъ нами покладалъ, и билъ намъ чоломъ, абыхмо то ку ведомости н(а)шои г(о)с(по)д(а)рьскои припустивши и оныи лист его записныи, от него еи даныи, при моцы зоставивши, оную третюю часть в ымени Покалевском малжонце его Опраньи Денисовне на вечност потвердили. А такъ мы, за чоломъбитьемъ оного Богдана Покалевского, того листу его записного огледавши, велели есмо его слово от слова в сес нашъ листь уписати, и такъ ся в собе маеть: Я, Богданъ Кузмичъ Покалевскии, вызнавамъ и явно чиню всимъ посполите, такъ нинешнимъ и напотомъ будучимъ, кому будеть потреба того ведати, што ж з воли и зраженья Божого, а водле закону хрестиянского н(а)шого, взял есми за себе в малъженство п(а)нею Опранью Денисовну, а за нею взял посагу яко п(е)н(е)зми готовыми, такъ теж в шатах, клемнотах, золоте, сребре, в перлах и в иных некоторых речах, суму немалую. А такъ я, Богдан Кузмич, чинечи еи, малжонце моеи, п(а)неи Опраньи Денисовне, за тое внесенье ее нагороду, а иж узнавши по неи, малжонце своеи, великую м(и)л(о)сть и поволность ку собе, и во всемъ верную а цнотливую м(и)л(о)сть малженскую и захованье ее справедливое, даю, дарую и записую еи, малжонце моеи милои, в ыменю своем Покалеве третюю часть як двора з будованьемъ и теж з людми, и с пашнею дворною, зъ землями бортными и пашными, з селищи и сеножатьми, з дубровами, з ловы зверынными, пташими, и зо всими пожитки, якимъ бы колвекъ именемъ мели названы быти, зо всимъ тымъ, яко ся тая третяя часть сама в собе, в границах и обыходех своих маеть и мети будеть, на вечност, отдаляючи то от всих детеи моих, которых мне з нею Пан Бог дати рачит, и от всих иных кревных и близких моих, на вечные ч(а)сы. И вжо она, малжонка моя, мает тую третюю част в ыменью Покалеве тепер при животе и по животе моимъ держати и ее вживати водле воли своее вечными ч(а)сы. И если бы, чого Б(о)же уховаи, первеи рачил Пан Бог на мене, малжонка, смерти допустити, нижли на нее, тогды она волна будеть тую третюю часть от мене записаную по своемъ животе кому хотечи отдати, даровати, записати, заменити, водле воли своее вживати, а дети мои и никоторые близкие и кревные мои не мают ся в тую третюю часть, от мене еи, малжонце моеи милои на вечность записаную, ничимъ ся вступовати и никоторое переказы в том еи чинити, и ни жадным правом того под нею, малжонкою моею, самою ани под тым, кому бы то она по своемъ животе записала, позыскивати, але вечне того молчати мают. Пак ли бы теж она, малжонка моя милая, п(а)ни Опраня Денисовна мела первеи вмерети, нижли я, чого Боже не даи, тогды волна будет тую третюю част она, от мене на вечност записаную, кому хотечи отидати, даровати и описати, а я того еи, малжонце своеи, забороняти не маю. А што ся дотычет маетности н(а)шое сполное, золота, сребра, шать, конеи, быдла и всю; рухомых речеи, што ся колвекъ по животе моемъ зостанет, то все даю, дарую и отписую малжонце моеи милои, до тог(о) близкие мои ани хто з ыншихъ кревных не мають ничого мети и на неи жаднымъ правомъ поискивати, мають еи о то вечне молчати. И на томъ дал малжонце моеи милои п(а)ни Опрани Денисовне сес мои листь з моею печатью. А при том были и будучи того добре ведоми, за прозбою моею печати свои к сему листу моему приложили, их м(и)л(о)сть пан Солтан Стецкович, пан Богдан Стецкович а пан Тихно Михаилович Коркошка. Писан у во Вручомъ, лета Бож(его) нарож(енья) тисеча пятисот пятдесят шестого, м(е)с(е)ца февраля 14 дня. И кгды ж оный Богдан Покалевскии самъ по своеи доброи воли третюю часть именья своего Покалевского в повете Овруцкомъ лежачого малжонце своеи Опрани Денисовне записавши до нас, г(о)с(по)д(а)ра, донес, мы, оныи листь его записныи перед нами покладаныи при моцы зоставуючи, третюю часть именья Покалева на вечность потверъжаемъ. Маеть малжонка его Опранья Денисовна сама и ее потомки, кому она запишет, оное третее части в ыменью Покалеве держати и вживати, волно будучи в нем всякую владность мети и подле воли своее шафовати, заховуючи ся во всемъ водле листу Богдана Покалевского записного, еи на то даного и в семь листе нашомъ описаного, вечными часы. И на то есмо Богдановой Покалевской Опраньи Денисовне дали сес нашъ лист з нашою печатью. Писан у Кнышине, лета Бож(его) нароженья тысеча пятсот шестьдесят осмого, месяца марца пятого дня.»[116]
За словами самих дворян Левковских, Филон Кмита обманом добился в господаря передачи ему имения Чернобыль вместе с сёлами Левковичи и Кубелином (отчина Левковских, Невмержицких, Верповских, Кубелинских) взамен подольских имений: «Обмен земель произошёл вследствие обмана Кмиты, но узнав о нём дворяне не допустили Кмиту вступить во владение землями, пожалованными им под условием служить земскую службу и доказали свои права на них...». Привилей Филону Кмите на имене Чорнобыл, заменою даное на вечность от 29 марта 1566 года послужил началом конфликта Левковских с Филоном Кмитой, что в дальнейшем переросло в двухсотлетнее противостояние с овручскими старостами:
«Жикгимонт Август, король. Не по однокротъ, але от кольканадцати лет бил нам челом дворанин наш небощикъ, пан Семенъ Кмита, а потомъ также от немалого часу и сын его, ротмистръ наш панъ Филонъ Кмита прозбы свои чоломбитъем к нам господару доносилъ, поведаючи, ижъ для уставичных послугъ на него преложоных, от именей своих Подольских, которые в повете Виницкомъ маетъ, то есть именья Летина, Полтевичъ и Солаши и двора Веницкого и всих людей своих тамошних, яко от безвестного уторгненья Татарского тамъ в тые краины наши пограничные, такъже от крывдъ и шкод, которые ся ему и тым именьям его зъ стороны короны Полское обывателей, на остатокъ и от враду нашого Веницкого деютъ, боронити не может. В этом всем видит он великие а незносные шкоды для себя и обращаеца к нам господару, с просбою, взяв его именя Подольския на нас, заменить их ему другим именемъ. И на его просьбу мы отправили нашого дворанина Василия Мацкевича в Подольския имения пана Кмиты списати их в ихъ кгрунтех и обыходехъ, людехъ и пожиткахъ и приказали передать до скарбу их реестръ, составленый дворанином нашим Мацкевичем и, взявъ Подольския земли до рук и до столу своего, дали Филону Кмите отъменою, яко награда ему за его службы лежащий в Киевской земле замок Чорнобыли з местомъ и з мещаны тамошними и з бояры, слуги путными и их кгрунты и селичбами и селищами зо всимъ на все, яко се то само в собе, в границах и обиходах своихъ здавна маетъ, со всем тем и со всеми доходами, што Чорнобыл замокъ до сего часу был держанъ на нас господара, а меновите з двема сельцы под Овручимъ, тамже в земли Киевской на имя Кубелиномъ, Алевковцами, бояры, слуги путными и их подсуседами з их селичдбами и зо всим кгрунты пашными и бортными, также в Чорнобыли людми тяглыми и подсуседъки, з мытом головнымъ и посполитымъ, сухою и воденою дорогою, с корчъмами всякого питья шинку, з реками и речками, езами, с озеры, з бобровыми гоны, з ловы зверинъными и пташими, з деревомъ бортнымъ и зо всимъ на все, яко се то само в собе, в границах и обыходех своихъ здавна маеть, с чимъ и с которыми пожитки тот замокъ нашъ Чорнобыльский на нас господара до сего часу был держанъ, ничого там на себе и на потомки наши не зоставуючи».[117]
Когда обман Филона Кмиты стал известен королю Сигизмунду Августу, Левковским удалось получить от него подтверждение своих шляхетских и имущественных прав в 1569 году листом, выданым на имя киевского воеводы князя Константина Константиновича Острожского, где король предписывал ему неотступно защищать дворян Левковских, Кобылинских, Невмержицких, Верповских, Мошковских, Геевских, Барановских и других от притязаний Филона Кмиты, требовавшего с них боярской (замковой) службы. Действительно, кроме решения спорного вопроса с Филоном Кмитой, этот лист утверждал имущественные и шляхетские права Левковских, наравне с другой шляхтой киевской, о чём красноречиво свидетельствует следующий лист короля Генриха от 1574 года: «...преречоныхъ земянъ киевскихъ з братею и потомъствомъ ихъ при вшелякихъ волностяхъ и свободах шляхетскихъ, здавна од продковъ нашихъ шляхъте киевское наданых и при унией, албо злученю великого князтва Литовского и князтва Киевского с короною Полскою, за панованя славное памети Жикгимонта Августа, короля его милости, поприсежоных и упривелееваных, так и теж и при тыхъ именяхъ и земляхъ ихъ отчизныхъ вышей мененыхъ, которыхъ они з давных часовъ в держаню и уживаню суть, зоставили есмо...» (см. ниже). В 1766 году Левковские представляли, скорее всего, оригинал листа Сигизмунда Августа от 1569 года в судебных спорах с овручским старостой Стецким.[118]
Лист короля Генриха III Валуа от 18 марта 1574 года, выданный на сейме коронации монарха, правнукам Булгака Белавского — Гридку Нелиповичу Левковичу, Павлу и Семёну Ивановичу Булгаковскому, Родиону и Охриму Геевичу «и братии их», включавший предыдущие пожалования господаря, стал базисным документом, подтверждавшим за ними отчизную Смольчанскую землю и их собственные земли: Левковскую, Ловдыковскую и остров Литовский, а также принадлежность Левковских, Булгаковских Верповских и Геевских к шляхетскому состоянию:
«Генрыкъ, Божою милостю корол полски. Ознаменуемъ тымъ листомъ нашимъ всимъ вобец и каждому з особна, кому того ведати належит, нинешнимъ и на потомъ будучимъ, ижъ указовали перед нами земяне наши Киевского повету на имя Павел а Семен Ивановичи Болгаковские, Гридко Нелепович Левкович, Родивон а Охрем Геевичы зъ братею своею, листъ славное памети князя Александра Володимеровича киевского, который листомъ своимъ продка ихъ Ларивона Валевского, с которого онъ(sic!) поколеня вышли, вызволити рачилъ от всяких робот и повинностей, а зоставитъ ихъ рачилъ на службе шляхетской, а другий листъ — потвержене славное памети Казимера кр. его мл., прадеду ихъ земянину овруцкому, на имя Булгаку Белавскому потвердит рачил землю ихъ отчизную на имя Смолчанскую водлугъ листу на онъ часъ воеводы киевского пана Мартина Кгаштолта, яко то на тыхъ листехъ ширей описано есть, которые слово от слова такъ ся в собе маютъ: Мы Александро Володимеровичъ пожаловали есмо на того слугу Ларивона Вела(в)ского: не надобе ему нам з слугами службы служити, а поплатовъ платити и иных никоторыхъ пошлин в Чорнобыли не велели: подводами, ни стеречи, служити ему служба з бояры. И на то дали есмо ему сес нашъ листъ з нашою печатю, потверждаючи ею к бояромъ. И писан у Вовручомъ февраля девятогонадцят дня индикъта третегонадцять. Самъ Казимир, Божою милостю корол полский, великий князь литовский, русский, княжа прусское, жомойтский и иныхъ. Наместнику Вовруцкому пану Роману Ивашкевичу. Билъ намъ чоломъ земянин въруцкий на имя Булгакъ Белавский и поведилъ намъ, штожъ земле его отчизная на имя Смолчанская от него была прочь отышла. И как небожчикъ пан Мартинъ Кгаштолтович Киев от нас держалъ, и о томъ доведавши се и права досмотревши и светковъ опытавши, тую землю ему далъ. И листъ пана Мартинов на тую земълю перед нами клалъ и просил нас, абыхмо тую землю ему потвердили нашимъ листом. И мы пана Мартинова листу выслухавши и тую землю ему потвержаемъ симъ нашимъ листомъ, нехай он тую землю держит и намъ с того служить по тому, якъ перво того с тое земли служба шла. Писан в Троцехъ м-ца марца третего дня индикъта четвертого. Ку тому теж поведели перед нами прерочоные земяни наши киевские, их властную отчизную землю свою названую Ле(в)ко(в)скую, Ло(в)диковскую и остров Ли(тов)ский з давныхъ часов од продковъ своихъ держать и спокойне от колькодесят летъ з братею своею уживают, и службу нашу земскую военную заровно з иншими земяны шляхтою киевскою завжды служивали, будучи под присудомъ суду киевского такъ земского яко и кгродского, а тепер дей имъ некоторые земяне киевские в томъ трудност задают, притягаючи ихъ до суду имъ не належного, перед державцу овруцкого, ку великой кривде и уближеню волностей ихъ. И показовали перед нами листы славное памети короля его милости Жикгимонта Августа, до державец овруцкихъ писаные, абы их под присуд свой до замку Овруцкого не примушалъ, але жебы се перед судом Киевскимъ водлугъ здавна звыклого обычаю судили заровно з иною шляхтою киевскую. И били нам чоломъ помененые земяне наши киевские, абыхмо их при волностях шляхетскихъ, од продков наших имъ наданых, также теж и при именяхъ ихъ отчизных, земляхъ названых, то есть земли Смолчинской, земъли Ле(в)ко(в)ской, земъли Ловдик(ов)ской и острове Ли(тов)скомъ, которыхъ они од предков своих з вечныхъ часовъ в держаню и уживаню сут, зоставивши то им, листомъ привилеемъ нашимъ на вечност потвердити велели якож и воевода киевский вельможный Константын княжа Острозкое, будучи овде при нас на коронацыи нашой, за ними ся причинял, поведаючи, иж они здавна заровно зъ шляхтою воеводства Киевского службу земъскую военную служивали и о всякие речи перед судомъ земъскимъ и кгродскимъ киевскимъ справовали се. Мы теды, взявши в томъ певную ведомостъ от воеводы киевского о от иных панов радных коронныхъ, видечи того быть речь слушную, вырозумевши и обачивши то з листов продковъ нашихъ, ижъ они здавна суть земяне шляхта повету Киевского, з ласки нашое господарское за радою и причиною панов рад нашихъ коронныхъ, на томъ сойме коронацыии нашое при насъ будучихъ, преречоныхъ земянъ киевскихъ з братею и потомъствомъ ихъ при вшелякихъ волностяхъ и свободах шляхетскихъ, здавна од продковъ нашихъ шляхъте киевское наданых и при унией, албо злученю великого князтва Литовского и князтва Киевского с короною Полскою, за панованя славное памети Жикгимонта Августа, короля его милости, поприсежоных и упривелееваных, так и теж и при тыхъ именяхъ и земляхъ ихъ отчизныхъ вышей мененыхъ, которыхъ они з давных часовъ в держаню и уживаню суть, зоставили есмо, якож и тымъ нинешним листомъ нашимъ зоставляем и утверждаемъ на вечность, так и преречоные земяне Киевские, з братией своей, так все вместе, яко и кожны з особна, дети и потомки их, помененые земли свои отчизные, то есть земълю Смолчинскую, Ле(в)ковскую, Ло(в)дико(в)скую и остров Лито(в)ский зо всими пожитки и доходы такъ, яко те земъли здавна сами в собе, в пожиткахъ а обиходахъ грунтов мают, з лесами, реками, озеры, з сеножатми, з ловы рыбными и зверинними, з бобровыми гоны, мають держати и всякихъ свобод и волностей шляхетскихъ, од продковъ наших князства Киевского обывателе[м] наданых, упривилееваных, поприсежоныхъ и статутомъ описаныхъ, уживати и в них ся веселити сполом ровно зо всими обывателми шляхтою земъли Киевское на вечъные часы, служачи нам господару и речи посполитое службу земъскую военную. Такъ теж во всякихъ речахъ и справахъ своихъ перед судомъ земскимъ албо кгродскимъ киевскимъ справовати се мають, а перед судомъ имъ не належнымъ, яко перед урядомъ замъку Овруцкого и нигде инде не повинни становити ся окримъ еслибы роки земские судовые албо кгродские тамъ в замъку Овруцкомъ зъ зезволеня всихъ обывателей албо з росказаня нашего были сужоны. И на то есмо преречонымъ земяномъ нашимъ киевскимъ, брат и потомкомъ ихъ дали тотъ нашъ листъ, до которого на сведецтво и печать нашу коронную привесити есмо росказали. Данъ в Кракове дня осмогонадцать марца месяца року от нароженя Сына Бож. тысеча пят соть семдесят четвертого, а панованя нашего року першого, при бытности панов рад нашихъ коронныхъ и великого князтва Литовскаго, духовных и светских и послов земъских, под час коронацыи нашей при нас будучих; Valentego Debinskie, kacler.».[9]
Лист короля Стефана Батория от 23 февраля 1578 года, назначал «закладъ» (штраф) на старосту Овручского А. М. Мышку Варковского по поводу чинимыхъ имъ «похвалокъ» (угроз) на земян Киевского повета шляхетных Григория и Охрима Геевичей, Павла Булгаковского и Олешка Устимовича Левковского:
«Стефанъ, Божью милостью король Польский, великий князь Литовский, Руский, Пруский, Мазовецкий; Жомоитский, Ифлянтский, княжа Семикгродское. Урожоному Абраму Михайловичу Мышце, старосте нашому овруцкому, верне намъ милому ласка наша кролевская. Урожоный, верне намъ милый! Жаловали намъ земяне наши повету Киевского шляхетные Григорий а Охримъ Геевичи, Павелъ Булгаковский а Олешко Устимовичъ Левковский о томъ, ижъ вирность твоя имъ великий кривды, наезды кгвалтовпыи на домы ихъ властныи чинишъ, маетности ихъ забираешь, на остатокъ имъ самымъ отповеди и пофалки самъ черезъ себе и черезъ слугъ своихъ чинишь и на здоровье ихъ стоишъ, хотячы ихъ самыхъ безвинне имати, до возенья сажать и о легкость, або о горло приправити, для чего они, не будучи отъ тебя безпечни здоровья своего, били намъ чоломъ, абыхмо имъ о томъ оборону учинили а закладъ нашъ на тебе положити казали. А про то, будетъ ли такъ яко намъ справу дано, ижъ бы ся имъ таковыи кривды и утиски, наезды, кгвалты и небезпечность здоровья ихъ самыхъ деяти мели, напоминамы и приказуемъ тобе подъ закладомъ нашимъ на кождого зъ нихъ особу пятьмасты копами гроший литовскихъ, абысь самъ черезъ себе и слугъ своихъ никоторыхъ отповедей и пофалокъ не чинилъ и чинити не казалъ, на домы ихъ властный кгвалтомъ не наеждачалъ, ани посылалъ и жадного утисненья и кривды имъ не чинилъ и на здоровье ихъ ничимъ не стоялъ, словомъ, ани рукою не сягалъ и во всемъ ся ку нимъ снокойне заховалъ; а былобы до насъ тобе которое дело, ты бы ся въ томъ зъ ними правомъ обходилъ, иначей, подъ ласкою нашою и закладомъ вышше описанымъ, абысь чинити не смелъ. Данъ у Варшаве на сойме вальномъ короннымъ дня 23-го месяца февраля року 1578-го, а королеванья нашого року 2-го.»[119]
В 1592 году Левковские и Булгаковские на основании листа короля Генриха III, получили в Варшаве подтвердительный лист короля Сигизмунда III на вольности шляхетские и имения отчизные в земле Левковской и Смолчинской, копия которого находится сегодня в Литовской метрике и в делах Волынского Дворянского Депутатского Собрания, где была заверена 14 марта 1844 года.[5]:
«Сигизмунд Третий, Божей милостью Корол Польски. Ознаменуем тым листом нашим всем вместе и каждому в особенности, кому видеть належить, нынешним и на потом будущим. Иж показывали пред нами земяне наши повету Киевского: Павел и Семён Ивановичи Булгаковские, Григорий, Томило, Фёдор, Олехно и Клим Зиневич Нелиповичи Левковские лист подтверждения, на пергаменте писанный, Короля Его Милости Генриха, славной памяти продка нашого з печатью Корунною и подписом руки вельможного Валентого Дембинского на Сейме коронации поменённого продка нашого у Кракови выданный, которым Его Королевская Милость Генрик поменённым земяном нашим Киевским листы нижей написанные, один славной памяти Короля Казимира, а другий Князя Александра Володимировича подтверждает, а притом и при вольностях шляхетских од предков наших им наданых и правом посполитым обдарованых, так же и при уживанню имений их отчизных земли Левковской, земли Смолчинской заховует на вечность, просили же нас абыхмо тот лист нижей написанный потверженье продка нашого Короля Его Милости Генрика и Мы подтвердили листом нашим, который целый и ничом не нарушоный, од слова до слова, так як в собе мает: Генрик з ласки Божей корол полски... (Далее следует текст Листа короля Генриха III Валуа от 18 марта 1574 года в полном объёме)... — И Мы, Господар, ласкаво прислухавши просьбы поменёных земян повету Киевского, тот лист наш в верху писанный, предка нашого славной памяти Короля Его Милости Генрика во всих пунктах артикулех так яко сам в собе мает тым листом нашим потвержаем... поменённых земян наших при всём яко в том листе предка нашого есть описано; а для лепшой веры и сведецтва тот лист рукой нашой подписавши, печать нашу Корунную завесить розказалисмо: Писан в Варшаве на Сейме Коронном лета по нароженью Сына Божого 1592, месяца сентября 27 дня, а панованя нашого року пятого.»[120]
В период позднего средневековья Левковские из Левкович, кроме родовых клейнотов (знаков-тамгы и печатей бояр Велавских), начали использовать польский герб Трубы (Trąby)[121]. Герб Трубы получил название по фигурам в гербе: три охотничьи рожка (трубы), сложенные в виде трискелиона. Герб Трубы также использовали литовские князья Радзивиллы, Волковы, Нарбуты и ещё 182 шляхетских рода, находящиеся с Левковскими в «гербовом родстве»[122][123]. Только в Литовско-Польском государстве (Речь Посполитая) существовала традиция приписывать к одному гербу много семей (иногда сотни родов), в отличие от Западной Европы, где каждая семья имела свой фамильный герб.[124]. Герб Трубы с девизом «Нам советует Бог» («Bóg nam radzi») Радзивиллы приняли в 1451 году.
Существует легенда происхождения герба Трубы: «Лиздейка, верховный жрец в языческой Литве посоветовал (по-белорусски — радзiў) великому князю Гедимину заложить столицу княжества Вильню на том месте, где ему приснился вещий сон о рычащем железном волке. От этого „радзiў Вильню“ якобы и стали потом именовать потомков Лиздейки Радзивиллами. За расшифровку сна князь щедро отблагодарил жреца — приказал отмерить ему земельный надел по звуку охотничьего рога — так появились в гербе Радзивиллов (гербе Трубы) три рожка.»[125].
Валевские-Левковские Трубы поместили под литерой «Л» в многотомную Родословную книгу дворян Волынской губернии и в "Дело Волынского дворянского депутатского собрания о дворянском происхождении Валевских-Левковских. Описание герба Тромбы в Родословной книге и «Деле Левковских»:
«В белом серебряном поле три чёрные охотничьи роги в треугольник уложенные, тоншими концами будто в один пункт снисходящиеся, каждый с них о четверых золотавых ободах с золотою наводкою, над шлемом становлен левый рог чёрный, правый жёлтый, отведённые над короною»[5].
По мнению некоторых польских геральдиков — гнездом рода Левкович герба Лук в XVI веке также были Левковичи в повете овручском. Родоначальником этой линии был, якобы Гудым Левкович. Другие представители этой ветки: Сидор Левкович, боярин овруцкий 1530 года, (хотя одновременно, другой Сидор Левкович (герба Дрогослав), как боярин трокский встречается в Переписи войска ВКЛ за 1528 год[126]), Михаил, Якоб, Амбросий и Ян Левкович 1542 года, Богдан Левкович, придворный короля Сигизмунда 1542 года, Гаврило Левкович получил воеводство в Самборе 1568 года. Левковичи герба Лук проживали в Брацлавском, Минском, Витебском, Брест-Литовском воеводствах, Гродненской губернии Белоруссии и в Польше[76]. Также см.: Гудимы-Левковичи.
Описание герба:
«W polu czerwonym łuk napięty srebrny, z takąż strzałą. Klejnot: Trzy pióra strusie. Labry czerwone, podbite srebrem».[127]
Потомки Лариона Валевского: Геевские (польск. Hejewski), Булгаковские (польск. Bulhakowski), Верповские (польск. Werpowski) использовали герб Абданк.[121] Левковские, внесённые в 1-ю часть Родословной книги дворян Подольской губернии, также приняли герб Абданк. Хотя, во второй половине XIX века, Левковские попали в число исключённых из Списка дворян Подольской губернии, в результате процесса деклассации и разборов шляхты, которому подверглась значительная часть шляхты западных губерний[128].
Левковские, в большинстве своём, в силу сложившихся исторических обстоятельств, придерживались униатства, вплоть до третьего раздела Речи Посполитой (1795 год), хотя до Брестской унии (1596 год), а также в краткий период после заключения Вечного мира (1686), исповедовали православие. Отдельные представители фамилии принимали католицизм. Одна из ветвей рода Левковских — «Газиленки-Гридюченки», которые выехали на проживание в город Радомышль, город Луцк, город Сквира, приняли католицизм и уже в середине XIX века имели двойные или тройные имена. Это относится и к Левковским, которые к середине XVIII века переселились ближе к католическому Житомиру, приобретя там имения. Одним из таких был Прокофий Васильевич Левковский, купивший часть села Меленцы с крестьянами в Киевской губернии у Плоцкого чешника — дворянина Плуховского. Его многочисленные потомки, в основной своей массе, были католиками. Степан Иванович 1821 года рождения стал католическим священником в Житомире. Потомок «Газиленков-Гридюченков» католик Левковский Леопольд Станиславович (Степанович) — был органистом костёла села Крымок Радомышльского уезда Киевской губернии.[129]
Центром религиозной жизни шляхетских околиц в XVII веке был Левковский мужской базилианский монастырь (Reguly swietego Bazylego wielkiego — Устава св. Василия Великого)[130], основанный в селе Невмерицком (теперь село Левковичи Овручского района) «коштом Левковских, Невмерицких и братии их». Точная дата основания монастыря неизвестна. Но из завещания дворянина Андрея Малюшицкого, которым он дарил монастырю «остров Шепелевский в грунтах Кобылинских», очевидно, что монастырь основан в первой половине XVII века, а его первым игуменом был Еремия Гдишинский. «…wsie Lewkowicze i Niewmierzyce. Była to typowa osada okolicznej szlachty, skorej do korda i do łajanki, która nie powściągnęłaby się od pierwszej epszej wycieczki hajdamackiej, ale dbała o zbawienie dusz grzesznych, założyła nawet sobie monaster — własny — Lewkowski, reguły św. Bazylego, w którym modliła się i który utrzymywała własnym groszem i legatami. Z zakonnikami tego monasteru ritus graeci żyła na stopie poufałej; szukiwała tam nieraz pociechy w różnych frasunkach, ale też i tuzała się nieraz…»[131] Левковский монастырь пользовался особенным уважение околичных шляхтычей. В праздничные дни, особенно в храмовый праздник монастырской церкви, в день св. Николая, все шляхтичи сходились из околичных сёл в село Левковичи. В духовных завещаниях Пелагеи Фёдоровны Невмержицкой (1647 год — «Тело моё грешное земли, из которой оно сотворено, поручаю, согласно звычаю христианскому, зятю моему пану Илье Максимовичу Левковскому поховать и погребение учинить должен будет при церкви Святого Николая в монастыре Левковском Невмирицком»)[132]. Семёна Мартыновича Левковского (1680 год), Николая Думинского (1689 год), Марьяны Невмержицкой (1713 год) помещались требования, чтобы тело их было погребено в Левковском монастыре, и чтобы в нём наследники их отслужили сорокоуст за упокой души завещателя.[133]. Многие лица из числа околичной шляхты делали вклады в пользу монастыря, поступали в число монастырской братии, другие, состаревшись, отправлялись на упокой жить в монастыре. В 1690 году Левковский монастырь был приписан к Киево-Межигорскому монастырю, где игуменом был околичный шляхтич Феодосий Васьковский. Кроме Левковского монастыря во многих околичных сёлах были также христианские церкви. В период с 1650 по 1720 год в Овручском старостве существовало 13 церквей: в с. Мошках, Дидковцах, Меленях, Шкуратах, Выгове, Ходаках, Чоповичах, Белошицком, Невмерицком, Больших Сингаях, Васьковичах, Пашинах, Закусилах. В эти церкви обыкновенно на храмовые праздники со всех сёл съезжались околичные шляхтичи. Так, к примеру, в Актах Киевского архива встречается выражение: «Дело происходило на празднике в селе Левковичах, на святого Николая русского, куда с околичных сёл собралось множество народа для молитвы и где соседи, отдыхая, вели общий разговор»[134]. 18 июня 1714 года между Левковскими распространилось известие, что наместник Левковского монастыря Макарий Недзельский и монах Феодосий дали слово овручским езуитам участвовать в процессии по поводу католического праздника «Божьего тела», и что они уже собираются в дорогу. Левковские толпою побежали в монастырь, побили монахов и запретили им отправляться на езуитскую процессию. Но монахи сбежали в Овруч. Узнав об этом, Левковские отправились в погоню и настигли беглецов в местечке Веледниках. Не решаясь назвать истинную причину погони, Левковские, вбежав толпою в местечко, объявили жителям, что Макарий и Феодосий похитили церковное имущество. Левковские отняли у монахов богослужебные книги, отобрали у Макария патент на звание наместника, сняли с них рясы и клобуки и, оставив их в одном белье, лишили возможности продолжать путешествие, участвовать в процессии и публично осрамили. Игумен Тарнавский, встретившись потом с Левковскими на ярмарке в Веледниках, получил от них публичный выговор за несоблюдение правил монастырской дисциплины[135].
Левковский монастырь закрыт был 19 октября 1745 года, а его имущество передано Овручскому аббатскому монастырю согласно Акта по Делу Польской базилианской провинции с провинцией Литовской о 12 монастырях № 44, 60::
«Монастыри, кои, по совершенному недостатку фундуша, совершенно оставляются Русской провинцией, пока наследники и благочестивые Фундаторы не обезпечатъ ихъ пожертвованьемъ, достаточнымъ для содержания по крайней мере 8-ми монашествуюшихъ лицъ: Бакоцинский, Боложиновский, Выспенский, Бильченский, Деквинячский, Винницкий, Грабовский, Городенский. Натайковский, Косовский, Короловский, Сынковский, Левковский, Тышичский, Тлумачевский, Бржуховицкий, Улучский, Клодечский, Крупецкий, Замшезощский, Ладовский, Манковский, Бершадский, Лебединский, Анофрейский. Движимый же церковный и домашния имущества сихъ имъющихъ уничтожиться монастырей мы полагаемъ передать слъдующимъ монастырямъ: движимое имущество монастыря Бакоцинскаго — монастырю Добржанскому; Боложиновскаго — Деревяннскому, Выспенскаго — Добржанскому; Бильченскаго— Каменецкому кафедральному; Джвипячскаго— Трембовельскому; Винницкаго— Шаргородскому; Грабовскаго— Добржанскому; Городекскаго — Погоньскому; Натайковскаго — Малеевскому; Косовскаго — кафедральному — Крылосскому, Короловскаго —кафедральному Каменецкому; Сынковскаго— тому же кафедральному Каменецкому; Левковскаго — аббатскому Овручскому; Тышичскаго— Деревяннскому; Тлумачскаго — кафедральному Крылосскому; Бржуховскаго— Добромыльскому; Клодечскаго — тому же Добромыльскому; Замшезищскаго — Люблинскому; Ладавского — Шаргородскому».[136]
Точных документальных данных о месте расположения монастыря нет. Местные краеведы предполагают, что монастырь находился на территории, где проживал Невмержицкий Н. (Дубинка), около 1 км от нынешней церкви. Историк Ирина Несен собрала некоторые рассказы в Левковичах:
Сьогодні село Невмержицьке і монастирський комплекс не існують, однак серед селян ближнього с. Левковичі про монастир збереглися деякі легенди: «За сєлом в сторону Сорокопеня (назва села – І.Н.) був монастир, над ровом стояв. Коло цього монастира батько оддавав сина у віці 22 год, коня, харч на коня, всей реманент, зброю і якийсь срок вон там ньос службу по охрані села і монастира від нашествія монголов і татар. Так нашіє люді отстаівалі свою нєзавісімость. Тут пана нє було. Кажний чєловєк мав свою землю, свой сєнокос, свой клаптік лєса». Храмовим святом був день Св. Миколи: «В Левковичах два раза в гості йдуть – весною і взимку, на Миколи».[137]
Левковские, кроме местной религиозной жизни принимали участие и в важных событиях общегосударственного значения. Так, при основании «Актом Киевского Братства, данным Киевопечерскому архимандриту Петру Могиле с изложением условий, на которых воспоследовало соединение лаврской Могилянской школы с братской Богоявленской 1631 года декабря 30», стояли подписи Куприяна (Супреяна) Левковского и Ивана Невмержицкого[138].[139]
На сегодняшний день в селе Левковичи действует православная Свято-Николаевская церковь (деревянная), первое письменное упоминание о которой относится к 1647 году. Нынешняя церковь построена в 1815 году, вместо сгоревшей деревянной церкви в 1810 году. Храм был возведён на средства прихожан Левковских и Невмержицких, а в 1880 году на средства церкви и прихожан к церкви была пристроена новая колокольня. У входа в эту колокольню висит старая хоругвь, на которой написано: «От дворянина села Возничи Левковского Фёдора, 1903 годъ.»[140] 31 июля 1840 года Михаил (Голубович) — архиепископ Минский посетил церковь села Левковичи, где совершил обряд священнодействия антиминса. В 1904 году церковь посещал Амвросий (Гудко) — епископ Кременецкий, в 1916 году — Скаржинский Пётр Васильевич — волынский губернатор. 9 — 22 июня 1923 года храм посещал Леонтий (Матусевич) — епископ Коростенский и Овручский,[141] который был репрессирован и умер в заключении 23 декабря 1942 года.[142] Кстати, на церковном кладбище сохранилась могила некой «Нечаевной», которая согласно легенде подарила землю под строительство церкви, и так же, как Жанна Д’Арк, спасла Левковичи от завоевателей (татар) — на белой лошади объехала село и враги отступили. Её день смерти поминают в церкве с. Левковичи после праздника Петра в первое воскресенье. Каждый раз во время богослужения вспоминают её в разряде святых.
Левковские принимали участие в освободительной войне под руководством Богдана Хмельницкого на стороне козаков. Так Левковские создали козацкий отряд, который в продолжение многих лет нападал на соседние шляхетские дворы, убивал помещиков, грабил их имущество, разорял имения. Враждебное отношение Левковских к польской шляхте продолжалось и в период Руины. Так, в 1679 году, сосед Левковских помещик Франциск Потоцкий, жаловался, что они «прельстившись своеволием и пребывая в нём постоянно, набрали толпу людей всякого звания бьют и истязают проезжих шляхтичей, опустошили его имения, присвоили себе его борти и не допускают собираться ярмаркам в его имении Веледниках.»[143].Из персоналий в источниках встречаются Мартин, атаман козацкий, Фёдор, Даниил, Григорий и Пётр Левковские 1663 года.[76]
Отношения околичных шляхтичей и администрации Овручского староства были крайне сложными (державцами и старостами: Михаилом Вишневецким, Павлом Руцким, Франциском Потоцким, Иосифом Бржуховским, Станиславом Ольшанским, Загурским, Стецким). А конфликт с чернобыльским наместником Филоном Кмитой возникший из-за противоречивых листов, изданных канцелярией великого князя, начался 29 марта 1566 года, когда Жикгимонт Август дал «Привилей Филону Кмите на имене Чорнобыл, заменою даное на вечность». В привилее говорилось, что господар «...взявъ Подольския земли до рук и до столу своего, дали Филону Кмите отъменою, яко награда ему за его службы лежащий в Киевской земле замок Чорнобыли з местомъ и з мещаны тамошними и з бояры, слуги путными и их кгрунты и селичбами и селищами зо всимъ на все, яко се то само в собе, в границах и обиходах своихъ здавна маетъ, со всем тем и со всеми доходами, што Чорнобыл замокъ до сего часу был держанъ на нас господара, а меновите з двема сельцы под Овручимъ, тамже в земли Киевской на имя Кубелиномъ, Алевковцами, бояры, слуги путными и их подсуседами з их селичдбами и зо всим кгрунты пашными и бортными...» (Лит. Метр. , I A-49, Лист 2, 2 об.)
Из Листа Филона Кмиты до Остафея Волловича, каштеляна Троцкого (05-07.XII.1573) имеются ввиду сёла под Овручем — Левковичи и Кобылин: «А прото ж прошу покорне пана своего милостивого, абым мог за милостивым призволением вашей милости панов рад для пильных долеглостей моих з сего краю староства моего до его кролевской милости, пана нам пришлого, зъехать а за милостивыми причинами вашей панской милости, опатрением которым государским, упадлость мою поратовать так, як того з самое милостивое жичливости вашей милости, государя моего, рада и наука мне ест, и яко заслужоное в скарбе, так и селка тые под Овручем, которыем вже з милостивого розсудку вашей милости панов рад и правом перевел, жебых вже всего того скутком дойти мог», а из следующего листа(01.III.1574) видно уже, что судебное дело Филона Кмиты с Левковскими затягивается: «Государю! Борони мя, слугу, так теж покорне прошю о прычыну мандату государского с канцелярыи корунное о Кобылиньцы и Левковцы, жебых вже з ними конец прынял, коло чого справу достатечную тот выросток мой Лосятинский вашей милости, пану моему милостивому, дасть. А я все тые милостивые ласки вашей милости вечне з жонечкою моею и детками заслуговать буду...» В Листе до Миколая Радзивилла, воеводы Виленского (30.VI.1574) Филон Кмита также просит воеводу помочь в деле Левковских и Кобылинских: «Ижем позвал мандатом е(го) к(о)р(олевской) м(илости) подданых государских слуг путных у замку овруцкого на имя кобелиньцов и левковцев з их себрами, которые сельца государ король е(го) м(илость) славное светое памяти рачыл мне за отмену имений моих подольских при замку своем государском Чорнобильском у в отчызну дати; которие, не хотечи мне служити, менечысе быти шляхтою, позывали мене перед государя е(го) м(илостью) зошлого пана нашого. Коло чого за позвы их, справедливость за розказанем е(го) к(оролевской) м(илости) перед паны рады их м(илостей) на сойме Городенском была им чынена. И гды до выроку государского прышло, тые подданые з двора государского в неведомости зъехали, выроку государского не дождавшись, по которых там же на тот час дан и был мандат, которым были знову до выроку позваны. А в том смерть е(го) к(о)р(олевской) м(илости), пана нашого милостивого, зашла. А мне се и до того часу звлока стала и идет ку великой крывде моей... И покорне ниско челом бью пану государю моему милостивому о милостивую причыну ку е(го) к(оролевской) м(илости), а особливе до е(го) м(илости) пана канцлера корунного, которые естли се на двор государский покажут, абы, ведле розсудка их милости панов рад, на выписе, з канцелярии мне выданом, што и перед маестатом е(го) к(о)р(олев)ской м(илости) покажет, абым вже неотвлочный, милосердный, справедливый вырок е(го) м(илости) государский на тых подданых за милостивою причыною в(ашей) м(илости), м(илостивого) м(оего) пана и государя, яко вжо на осужоных, одержал и отнесл. За что бым пана бога с потомством моим вечне за щастливое пановане в(ашей) п(анской) м(илости) просил и вечне заслуговал».[144] В Выписе из гродских книг Киевского господарского замка в лето от Рождества Христова 1576 года июля 4 дня сказано, что «... мая 20 дня 1576 года Филон Семёнович Кмита Оршанский староста не смотря на божие и людские законы наслал насильственно на селения наши Левковцы и Немиричи на шляхетские наши домы подчинённых своих, которые пограбили имущество, скот, лошади, коровы, волы и т. д., и нанесли физические обиды шляхтичам.» В числе пострадавших упоминаются Зиновий Сидорович, Григорий Нелипович, Пётр Солтан, Панас Сидкевич, Тит Севастьянович, Андрей Невмирицкий. Известен в этом процессе и документ от 4 сентября 1578 года: «Отложение королём Стефаном разбора дела между паном Кмитою, державцею чернобыльским, и Кубылинцами, Левковцами, Невмиринцами и Верпковцами, желавшими доказать, что они бояре, а не слуги путные.»[145] В 1614 году в Варшаве было издано пять декретов королевскаго суда, выданных по иску старосты овруцкого князя Михаила Корибута Вишневецкого к различным группам держателей королевских сёл в старостве о том, что эти держатели, владея землями, обложенными службою боярской путной и поляницкой, уклоняются от исполнения её и тянут с землями своими в земство. В числе других бояр названы многие потомки Давыда Велавского: «…вамъ Пашку Истимовичу, Мартину Гридковичу, Яцку Тумиловичу, Оникию Хыневичу Ледковцомъ, Тишку Диаконовичу, Степану а Ивану Невмирицкимъ, бояромъ нашимъ, также иншой шляхте и всимъ державцомъ и поплечникомъ села Ледковцовъ, до староства нашого и присуду замку Овруцкого належачихъ, …вамъ Захарку, Яцку и Семенови Верповицомъ, бояромъ нашимъ, также шляхте державцомъ и поплечникомъ всимъ вашимъ села Верповъ; …вамъ Ивану, Васку и Богдану Геевичомъ Лондиковцомъ, Логмину, Артемю Доротичомъ и Росметкомъ, бояромъ нашимъ, также шляхте державцомъ а поплечникомъ всимъ села Геевичъ, до староства нашого и присуду Овруцкого належачимъ…»[146]
Вышеуказанные противоречия особенно обострились в 1670—1690-х годах, когда большинством земель в Левковичах владели Левковский Михаил и его сыновья Пётр и Роман (младший) Левковские. О сложных отношениях Левковских с овручским старостой Франциском Потоцким свидетельствует жалоба дворян: Романа, Михаила, Петра и Прокопа Левковских на дворянина Франциска Потоцкого от 7 июля 1682 года. В жалобе сказано, что, пригласивши в свой дом Романа Левковского Франциск Потоцкий, приказал слугам своим изрубить его, причём угрожал поступить со всеми Левковскими так, как поступил его отец с Антонием Невмирицким, которого он убил, волочил труп, привязав к хвосту лошади, дом его сжёг и имение присвоил себе. Потом Потоцкий обвинил несправедливо Левковских в укрывательстве беглых крестьян, и наконец позволил своему управляющему, Хмелёвскому, похитиь жену Прокопа Левковского, отказался выдать её мужу и когда Прокоп Левковский явился с требованием в имение Потоцкого Веледники, то по приказу Хмелёвского был посажен в тюрьму, а потом избит до полусмерти[147].
Показательным в плане борьбы Левковских с овручским старостою Яном Стецким, является документ — «Ответ дворян овруцкого уезда на доказательства, приведённые по тяжебному с ними делу, овруцким старостою, Стецким (1766 год)», опубликованный в Варшаве.[148]. По данному делу в 1775 году была назначена Сеймовая комиссия.[149] [150] Наконец, король, Станислав Август Понятовский специальным листом от 22 сентября 1775 года освободил Левковских и других шляхтичей от преследований овручского старосты Яна Стецкого и обязал его восстановить их в имущественных и дворянских правах.
Также, противоречия Левковских с польско-литовской администрацией наглядно проявлялись в постоянных столкновениях шляхтичей с хоругвями польско-литовского войска. В 1685 году татарская хоругвь стародубовского маршала Криштофа Литава, принадлежавшая к литовскому войску, отпущена была из лагеря на зимние квартиры. Путь её пролегал через смежные шляхетские сёла Невмерицкое и Левковичи. Перед засеком встретили их в качестве парламентёров Пётр и Роман Левковские. Они объявили Сенькевичу, командиру хоругви, что отряд его не имеет права входить в село, не приславши писарей, чтобы известить жителей о своем приходе; в заключение Левковские показали гетманские универсалы, освобождавшие их от военного постоя. Вместо ответа Сенькевич обнажил саблю, ткнул острием в универсал и пронзил его вместе с рукою Петра Левковского; вслед за тем он обратился к своей команде со словами: «Бейте до смерти такого-то сына!» «Если бы меня не спас жупан из толстой лосьей кожи, то я наверно был бы искрошён в куски», — жаловался впоследствии Пётр Левковский. В это время в Левковском монастыре ударили в набат: женщины и дети бежали в монастырь, мужчины вооружались чем попало и выходили на улицу. Жолнёры спешились и пошли в атаку. В результате серьёзно были ранены Андрей Невмерицкий, Павел Левковский, Прасковья Левковская, Василий Левковский, Александр Невмерицкий, Андрей Невмерицкий, Елена Левковская, Иван-Вилимонт Невмерицкий, Самуил Невмерицкий, Степан Кобылинский, Станислав Пожарницкий. Между тем количество жолнеров значительно уменьшилось, потому что многие из них остались на пути, увлекаемые грабежём: они врывались в дома и кладовые, хватали одежду, разбивали шкатулки, рвали попадавшиеся им документы, забирали хлеб и мёд из пасек. Число защитников в то же время усиливалось. Из монастыря, из соседних домов, садов и огородов раздавались выстрелы, люди вооружённые пиками, топорами, дубинами начали теснить жолнеров со всех сторон: повалилось несколько товарищей и рядовых. Жолнеры принуждены были отступить во двор Андрея Невмерицкого и стали отстреливаться. Осаждавшим прибывали в подмогу из соседних сёл шляхтичи и крестьяне. Ночью жолнеры тайно бежали в село Велавск (современное село Валавск Ельский район Гомельской области), оставив свои запасные лошади, повозки, захваченных днём пленных и добычу. Три года спустя рота пехотного полка литовского канцлера опять явилась в Левковичи и расположилась постоем, но она встретила прием не слишком дружелюбный и пробыв на месте только 4 дня, оставила село. При уходе жолнеров Левковские сопровождали их угрозами и не советовали попадаться в Левковичи по одиночке. Действительно, несколько времени спустя, труп одного жолнера был найден на рубеже села. Этот факт отразился в жалобе от 29 апреля 1688 года Якова Приборовского, капитан-лейтенанта пехотного полка литовского канцлера на дворян Левковских и Невмержицких о том, что они, озлобившись за постой в их селе одной роты полка его, обещали убить каждого, попавшегося солдата этой роты и что они действительно захватили в своем селе и убили одного из этих солдат — Якова Гудзевича.[151] А когда Левковские, Кобылинские и Невмерицкие столкнулись на ярмарке в Веледниках с панцырною хоругвью коронного войска, то затеяли с нею драку, солдат и офицеров стащили с коней, побили, поранили и прекратили драку только после вмешательства местного управляющего. В 1699 году овручский староста в своем позове обвинял околичных шляхтичей в том, что они «беспрестанно громят хоругви, находящиеся в службе речи посполитой, и убивают жолнеров».[152].
После присоединения Правобережной Украины к России (1795 г.) дворянские права Левковских были узаконены Департаментом Герольдии Российской империи, так как в 1802 году почти все Левковские, проживавшие в сёлах Левковичи, Возничи, Гошев, Болсуны, Васьковичи, Выгов, были внесены под литерой «Л» в многотомную Родословную книгу дворян Волынской губернии.
Но, немного спустя, в результате «Разбора шляхты» (19 октября 1831 года Правительствующим сенатом был издан закон «О разборе шляхты в Западных губерниях и об упорядочении такого рода людей»), в Родословную книгу дворян Волынской губернии вносили только тех Левковских, кто смог доказать своё дворянское происхождение. Согласно Указа от 11 октября 1832 года Левковские были отнесены к дворянам 2-го разряда. По истечении трёх лет, Левковские, кто не успел или не смог в силу финансовой несостоятельности подать через Дворянское собрание в департамент Герольдии прошение и подлинные доказательства дворянства (дворянские свидетельства, выписки из актовых книг, копии указов и определений о причислении к дворянству), были включены в сословие мещан. В редких случаях Левковские записывались как однодворцы до 1868 года, вольные люди и из-за этого иногда их записывали как крестьян. В результате определённой политики царского правительства по отношению к шляхте в западных губерниях империи, и после Указа Сената от 19 февраля 1868 года только некоторая часть Левковских была записана потомственными дворянами (Гридюченки и Супруненки), а большинство мещанами и крестьянами.
Левковские-дворяне были внесены в 6-ю часть Родословной книги дворян Волынской губернии под литерой «Л» , а с 1906 года в официальное печатное издание Волынского дворянского депутатского собрания — Список дворян Волынской губернии. В шестую часть вносились роды, дворянство которых насчитывало столетие на момент издания Жалованной грамоты. Формально запись в шестую часть родословной книги не давала никаких привилегий, кроме одной: в Пажеский корпус, Александровский (Царскосельский) лицей и в училище правоведения зачислялись только сыновья дворян, записанных в пятую и шестую части родословных книг.[153].
Время действия гавенды — между вторым и третьим разделами Речи Посполитой. Действие происходит в уездном городе Овруч. Шляхта обсуждает возможность восстания против «москалив», вырабатывают совместную стратегию и тактику. Левковские в числе «целой многой шляхты Овруцкой…[154] ножи острят на Москаля, кони уеджая, прираджая списы, чтобы по своему, по козацкому звычаю завесть танец, загулять з Москалем… Головой и сердцем рвутся до бою, руки готовы до брони., од свету до вечора ждут только сигнала дзвонов, а ночью сница и марица о войне.» Но заговор оказался неудачным. Ксьондз Эзехиль (Куликовский) донёс на шляхту и вооружённые «москали» врываются в василианский монастырь и арестовывают 11 человек главных овручан, которых позже было вывезено в Сибирь: «Забрано 11 начальников Овруцких и вивезено геть на Сибирь… Овручане под дубы под сосны поховали броню, кони выпасают по луках и держат в стайнях, повторяя, то в мыслях, то словами: — Прийде час, прийде час.»[155]
В 30-е годы Левковские, как и многие граждане Советского Союза, стали жертвой сталинских репрессий. Типичные обвинения Левковским: участие в контрреволюционной повстанческой организации, антисоветская агитация, контрреволюционный саботаж, контрреволюционная агитация, шпионаж, кулаки. Приписывалась в это время Левковским и польская национальность, хотя они поляками никогда не были. В Книгах памяти сохранились точные сведения о 58-ми репрессированных Левковских[156], но по данным Житомирского областного архива, их было намного больше. Есть сведения, что осуждённые Левковские участвовали в строительстве Беломорканала.[157] Ярким примером безвинно пострадавших за свои убеждения может служить трагическая судьба Левковского Александра Евменьевича и Левковского Леопольда Станиславовича (Степановича).[158]
Генеалогическое древо Левковских до (Левковский Сергей Васильевич).
Согласно документов «Дела…» и других актовых записей, Левковских можно разделить на условные ветки рода (прозвища):
1. Якименки (Ещенки): Збатюки, Барбаруки, Коршак, Зябчук, Таназюки, Шимоник, Леватюк, Журка.
2. Лисовцы: Шапира и др
3. Яневичи: Пухир, Жура.
4. Бойненки (хутор Савов)
5. Даченки: Гонтик, Касьян, Шимончук, Демидко, Костюки, Зелепан, Валенка, Бомбик, Коменда, Карась, Немец.
6. Короленки: Эдрок, Кедар, Кот, Ковтуны, Матрос.
7. Григоренко: Муха, Гринич, Курка, Барин, Дещук, Грибок.
8.Петровичи
9. Возниченки: Цудик, Козак, Вознич, Максимович, Лексуха, Бенцик, Мельник, Митрофан, Циркун, Онько, Довгый, Джигун, Мельник, Ликерич, Синичка, Просюки, Галах, Цюпалька, Чван, Бомар, Безногие, Карайчук, Семы, Большевик, Лисовец, Рысь, Складаный, Чмар, Керенский, Есель, Гайкалюки (Хльом, Заяц), Истельные, Бобом, Безрукий, Лукеев, Кирпа, Чепа, Вовк, Топтун, Шмонька, Козлы, Шостка, Саввы, Байдюки.
10. Осипчуки: Гриць, Довбаш.
11. Голубенки: Матрос, Голуб.
12. Василенки: Глухой, Химич, Стешук-Хапик, Таназюк-Проська, Хлист, Миколка, Чёрный, Цыган, Примачек, Коршак.
13. Романенки: Марчук, Гришечко, Сапат, Щербатые, Газовский, Коваль, Наконечный, Паращук.
14. Мацьки: Баранчук, Йоник и др.
15. Газиленки.
16. Гридюченки.
17. Деивичи: Кучерявые, Русский, Плотка, Погорелый, Кеблы, Карук, Адамчик (с. Граки).
18. Супруненки: Домикан, Куцый, и др. — Невмержицкая сторона с. Левковичи.
19. Рубанчуки: Климчик, Пулемётчик, Рубан, Писар, Чемер.
Поколенная роспись дворян Левковских-католиков, которые были внесены в Родословную книгу и Список дворян Волынской губернии:
Поколенная роспись дворянина Левковского Иосифа Онуфриевича — штабс-капитана, кавалера ордена святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом, участника Крымской войны и защитника Севастополя:
«Из послужного списка штабс-капитана Иосифа Онуфриевича Левковского за 1863 г. видно, что он родился 2 апреля 1833 года, происходил из дворян Волынской губернии; кавалер ордена святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом, имел медали — серебряную за защиту Севастополя в 1854—1855 годах, и бронзовую в память войны 1853—1856 года. Женат на дочери помещика Готальского Фёкле Фёдоровне; на время составления послужного списка (1863 г.) детей не имел.»[162]
«На основаніи ст. 925 Св. Зак. т. IX (о состояніях) изд. 1899 года, дано сіе, съ приложеніем казенной печати, въ удостовереніе того, что въ метрической книге церкви 4-й Саперной бригады за 1910 годъ части I о родившихся муж. пола въ статье подъ № 15-мъ записано : „тысяча девятьсотъ десятаго года Сентября третьяго родился и того же года Октября перваго крещенъ Евгений. Родители его: Капитанъ 15-го саперного батальіона Левъ Iосифович Левковский и законная жена его Лидия Афанасьевна, оба православнаго вероисповедания.“ Петроградъ, Декабря 30 дня 1914 г. Гербовая печать, подписи Члена Духовного Правления при Протопрествитере Военного и Морского Духовенства, делопроизводителя и столоначальника.»
Казимир Людвигович Левковский (1878 г. р. ) В 1898 году окончил Константиновское артиллерийское училище в Петербурге и направлен офицером в артиллерию. [168] Согласно «Общего списка офицерским чинам Русской Императорской армии, составленного по 1-е января 1910 года» — штабс-капитан 30-ой артиллерийской бригады (город Минск).[164] В 20-х годах арестован и заключён в Москве в госпитале Бутырской тюрьмы. По обмену политзаключёнными между Польшей и СССР в межвоенный период был обменян на польского коммуниста за списком "Б" №8 и отправлен в Польшу («LISTA "В" ... 8. LEWKOWSKI Kazimierz Oficer artyl. wojsk rosyjsk. Więziony w Moskwie w szpitalu Butyrskim»).[169]
«Левковский Виталий Альбрехтович, родился в 1900 году. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского („Ледяного похода“). Награждён Знаком 1-го Кубанского (Ледяного) похода. Во ВСЮР и Русской Армии в Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. Подпоручик л.-гв. Егерского полка. Галлиполиец. 1921 года исключён из полкового объединения и кадра полка. Осенью 1925 года в составе Корниловского полка в Болгарии. В эмиграции там же. Служил в Русском Корпусе. После 1945 года — в США. Умер 11-12 декабря 1962 года в Нью-Йорке.»[172][173] Похоронен на кладбище монастыря Новое Дивеево, штат Нью-Йорк, США (по материалам журнала "Новик": 1963, отд. 3, стр. 11; переизд. стр. 60)
(Белая армия (видео). В начале сюжета Николай II принимает парад потешных, Овруч 1911 год)
Левковские.