Павловская сессия — совместная сессия Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР, проходившая в Москве с 28 июня по 4 июля 1950 года[1][2], а также объединенное заседание расширенного президиума Академии медицинских наук СССР и Пленума правления Всесоюзного общества невропатологов и психиатров, проходившее с 11 по 15 октября 1951 года[3]. Сессии были организованы с целью борьбы с влиянием Запада на советскую физиологию и психиатрию. В ходе сессий группа советских физиологов (К. М. Быков, А. Г. Иванов-Смоленский, Э. Ш. Айрапетьянц, И. П. Разенков и Э. А. Асратян) обрушилась с критикой на преследуемую группу ученых (Л. А. Орбели, А. Д. Сперанский, И. С. Бериташвили, П. К. Анохин, Л. С. Штерн[4]), которых они обвинили в отклонении от учения И. П. Павлова[5][6]. Результатом сессий явилось то, что советская физиология оказалась изолированной от международного научного сообщества[7][8][9][10], на несколько десятилетий было прервано развитие генетики, физиологии, психологии, психиатрии[4].
Содержание |
Павловские сессии явилась одним из звеньев политики Сталина в области науки, имевшей целью установление идеологического контроля над научными исследованиями. Частью этой политики было преследование отдельных ученых за приверженность «буржуазным» и «идеалистическим» направлениям. Павловские сессии продолжили дело Августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года в области физиологии. Объектами преследования стали видные физиологи, якобы отклонившиеся от учения Павлова: Леон Орбели, Анохин, Сперанский, Бериташвили, а также Лина Соломоновна Штерн, академик АН СССР, основоположница учения о гематоэнцефалическом барьере, арестованная к этому моменту как член антифашистского еврейского комитета[4].
Орбели не присутствовал на Августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года, но доложил учёному совету Институтa эволюционной физиологии и патологии высшей нервной деятельности АМН СССР об итогах этой сессии, в частности об обвинениях против него самого. Учёный совет одобрил результаты сессии и постановил уволить сотрудников института, повинных в проведении «исследований формально-генетического характера», и исключить из планов института работы, «имеющие отношение к лженаучному течению менделизма-морганизма». Вопрос о верности павловскому учению не обсуждался. В 1948 году, рискуя всем, Орбели отказался поддержать Лысенко, и сразу же после этого начались нападки на Орбели и возглавлявшийся им Институт эволюционной физиологии и патологии высшей нервной деятельности АМН СССР[10]. В июне 1948 года деятельность этого института получила высокую положительную оценку Академии медицинских наук[10]. Но после сессии ВАСХНИЛ, ознаменовавшейся победой лысенковщины, в сентябре того же года АМН направила в указанный институт комиссию, представившую докладную записку, содержание которой понятно из её названия: «О некоторых вейсманистско-морганистских извращениях и о состоянии развития учения И.П.Павлова в Институте эволюционной физиологии и патологии высшей нервной деятельности АМН СССР»[10]. В качестве меры по возвращению в русло павловского учения комиссия выдвинула требование активно изучать наследование условных рефлексов. Орбели неосторожно возразил этому требованию на состоявшемся 16—17 октября общем собрании институтов Ленинградского объединения АМН СССР: «Представьте, что все условные рефлексы, которые в течение нашей жизни вырабатываются, будут передаваться по наследству, — какие потребуются мозги для того, чтобы из поколения в поколение накапливать все условные рефлексы и наследственно передавать их дальше»[9]. За это выступление в 1948 году его сместили с должностей академика-секретаря Биологического отделения АН и заведующего физиологической лабораторией в Институте имени Лесгафта.
28 сентября 1949 года, накануне 100-летия со дня рождения И. П. Павлова, Юрий Жданов сообщил Сталину о «серьёзном неблагополучии» в развитии павловского учения. Виновными он назвал Л. А. Орбели, И. С. Бериташвили и арестованную Л. С. Штерн. Сталин прокомментировал это сообщение следующим образом: «По-моему, наибольший вред нанес учению академика Павлова академик Орбели… Чем скорее будет разоблачен Орбели и чем основательней будет ликвидирована его монополия, тем лучше. Беритов и Штерн не так опасны, так как они выступают против Павлова открыто и тем облегчают расправу науки с этими кустарями от науки … Теперь кое-что о тактике борьбы с противниками теории академика Павлова. Нужно сначала собрать втихомолку сторонников академика Павлова, организовать их, распределить роли и только после этого собрать совещание физиологов… где нужно будет дать противникам генеральный бой. Без этого можно провалить дело. Помните: противника нужно бить наверняка с расчетом на полный успех»[11].
На Павловской сессии 1950 года открывавшее её выступление сделал президент Академии наук СССР С. И. Вавилов[12][1] . Вслед за ним выступил вице-президент Академии медицинских наук И. П. Разенков[12][1] . Основные доклады были сделаны К. М. Быковым «Развитие идей И. П. Павлова (задачи и перспективы)»[12][1] и А. Г. Ивановым-Смоленским «Пути развития идей И. П. Павлова в области патофизиологии высшей нервной деятельности»[12][1] . Содержание данных докладов в основном представляло собой обвинения физиологов, отступающих от «генеральной, единственно правильной научной линии — Павловской физиологии»[12].
На Павловской сессии 1951 года ведущим автором программного[13] центрального доклада[14] «Состояние психиатрии и её задачи в свете учения И. П. Павлова»[3] был психиатр А. В. Снежневский[13][14], которого поддерживали В. М. Банщиков, О. В. Кербиков и И. В. Стрельчук[3].
Очевидцы вспоминали: «Длившееся пять дней упомянутое заседание скорее напоминало суд инквизиции. Основной доклад звучал как обвинительное заключение в адрес видных психиатров — М. О. Гуревича, А. С. Шмарьяна, Р. Л. Голанд, В. А. Гиляровского, Г. Е. Сухаревой, Л. Н. Лобовой, М. Я. Серейского, А. Р. Лурия, А. Б. Александровского, Л. Л. Рохлина, Л. М. Розенштейна, В. П. Протопопова и др.»[3]. Подвергшиеся обвинениям каялись, признавали свою вину, отрекались от годами вынашиваемых научных идей как от ереси, обещали исправиться и исповедовать только учение И. П. Павлова в том виде, как его преподносил А. Г. Иванов-Смоленский[3]. Однако в заключительном слове Снежневский заявил, что они «не разоружились и продолжают оставаться на старых антипавловских позициях», тем самым нанося «тяжёлый ущерб советской научной и практической психиатрии»[13]. Вслед за Снежневским вице-президент АМН СССР Н. Н. Жуков-Вережников обвинил их в том, что они «неустанно припадают к грязному источнику американской лженауки»[13].
После сессии 1951 года, как отмечают С. Блох и Рэддауэй, психиатров-«антипавловцев» сместили с важных постов и либо перевели в провинцию, либо отправили на пенсию[15] , а волна, сокрушившая разгромленных, вынесла на вершину медицинской иерархии А. В. Снежневского[15] .
Директором Института физиологии после сессии стал Усиевич, который при прочтении одного из планов высказался: «Вы опять с симпатической нервной системой, бросьте эти орбелевские штучки!»[6] Симпатическая нервная система и целый ряд других разделов физиологии перестали признаваться по всей стране[6].
На Павловской сессии было объявлено, что вся медицина, педагогика и биология должны опираться на павловское учение[6]. Физиологические теории Павлова о высшей нервной деятельности и регулирующих механизмах включили в психиатрию и возвели в догму[15] . На павловском учении о нормальном функционировании нервной системы как результате равновесия между торможением и возбуждением было основано усиленное применение фармакологических средств в советской психиатрии[15] , и широкое распространение получил метод лечения сном, при котором, как вспоминал физиолог М. А. Аршавский, «пичкали детей люминалом и превращали их в олигофренов… Барбитураты давали детям с первых недель жизни»[6].
Президент Незивисимой психиатрической ассоциации Юрий Савенко и Любовь Виноградова отмечают, что начиная с печально знаменитых «Павловских сессий» 1951—1952 годов биологический и, в частности, физиологический редукционизм приобрёл в России характер косвенной формы антипсихиатрии[16].
Павловская сессия.