«Война нового поколения» (англ. New Generation Warfare) — новый подход к реализации концепции нетрадиционных боевых действий, связанный по мнению западных источников, с современными российскими военно-теоретическими представлениями о ведении войн XXI векa[1][2], и представляющий собой воплощение фундаментальных положений так называемой «доктрины Герасимова»[3].
Зарубежные эксперты предполагают, что данная концепция возникла в противовес западной идее гибридной войны и была успешно опробована в ходе противостояния с украинскими войсками во время Крымского кризиса[4][5]. Тем не менее, в некоторых авторитетных публикациях высказывается мнение о том, что обсуждаемая в западных военных кругах тема «войны нового поколения» является не более, чем адаптацией традиционных российских военных представлений к сложившемуся в современном мире оперативному окружению, которое имеет свойство быстро меняться под действием политических, технологических, экономических и информационных факторов[6].
Считается, что применение российскими вооружёнными силами отдельных элементов новой стратегии можно было увидеть во время войн на Кавказе (в Чечне и Грузии), однако во время украинского вооружённого конфликта она была значительно усовершенствована[5]. Весной 2014 года крымская кампания привела к фактическому присоединению Крыма к Российской Федерации, продемонстрировав впечатляющие возможности российских вооружённых сил на уровне стратегических коммуникаций[2]. Несмотря на наличие некоторого сходства с конфликтом в Южной Осетии 2008 года, было трудно не заметить существенную с ним разницу, которая показала оперативную реализованность в структуре управления российской армии новых руководящих принципов[2]. Их успешность была подтверждена тем фактом, что в течение всего трёх недель моральное состояние украинских войск без единого выстрела было сломлено и все 190 военных объектов на территории Крыма капитулировали[2]. При этом, особо отмечается, что российским военным удалось избежать массового задействования бронетанковой техники с артиллерией и в ходе всей операции самым тяжёлым транспортным средством был бронетранспортёр БТР-80[2].
При этом российский контингент состоял преимущественно из морской пехоты, воздушно-десантных войск и подразделений спецназа[2] общей численностью менее 10 000 человек против 16 000 с украинской стороны[2]. Проведённая операция продемонстрировала высокий уровень дисциплины российского военного персонала, наличие большого количества нового снаряжения, средств личной защиты и легкобронированной колёсной транспортной техники[2].
По мнению исследователей из Национальной академии Вест-Пойнта краеугольным камнем концепции «войны нового поколения» является широко цитируемaя формулировка[3], данная российским генералом Валерием Герасимовым в статье «Ценность науки в предвидении» из газеты «Военно-промышленный курьер»[7]:
| Войны уже не объявляются, а начавшись – идут не по привычному нам шаблону... |
Рассматривая работу Герасимова с разных сторон, американские аналитики отмечают то внимание, которое он уделяет невоенным аспектам любого международного противоборства: в рамках такого подхода задействование вооружённых сил становится всего лишь элементом обеспечения той сферы деятельности, в которой идёт работа невоенными средствами[3]. Подчёркивается, что его концепция сознательно нацелена на эксплуатацию слабых мест американской бюрократической системы, таких как, например, длительный цикл принятия решений в ситуациях предконфликтного противостояния[3]. По их мнению, это придаёт российским способностям дополнительную гибкость и ограничивает американские возможности на реагирование[3].
Основные положения концепция «войны нового поколения» основаны на советских наработках в области теории рефлексивного управления[2][6]; их можно представить в виде совокупности пяти ключевых элементов[5]:
С их помощью можно выделить восемь ключевых ступеней развития конфликта[2]:
По заключению западных специалистов, российская концепция «войны нового поколения» существенно отличается от западной теории гибридной войны тем, что она не пренебрегает низкоуровневыми средствами скрытого вмешательства, комбинируя их с влиянием на высоком уровне и вызывающей демонстрацией возможности непосредственного вступления в конфликт сверхдержавы[5]. По мнению международного эксперта Ф. Карбера на страницах американского журнала ARMY Magazine, российское руководство разыгрывает этот сценарий с виртуозностью Страдивари[5].
Полученная информация позволила сделать выводы, что руководящие принципы ведения военных действий российскими войсками подверглись тщательному пересмотру и были существенным образом изменены[2]. Например, очевидно, что прямое влияние теперь предпочтительнее прямого разрушения, бесконтактный бой предпочтительнее непосредственного столкновения, подрыв противника изнутри предпочтительнее его уничтожения, культурная война предпочтительнее противостояния вооружений и технологий, информационно-психологическая компонента войны предпочтительнее традиционного трёхмерного поля боя и т. д.[1][2][6].
Особое внимание стоит уделить тому факту, что судя по всему, во время операции в Крыму российское военное командование сместило акцент в своих действиях на завоевание симпатий общества с помощью новых организационных наработок информационной войны используя их для подавления морально-психологическое состояния вражеского военного персонала и гражданского населения[1][2]. В этих рамках вектор приложения основных усилий стал человекоцентричным, что соответствует третьему элементу троицы Клаузевица (обществу)[1]. Основным приоритетом таких действий стал отказ от использования жёсткой военной силы в пользу переубеждения личного состава противника и подталкивание его к активности, направленной против своего руководства и своей страны[2]. Культивация подобных настроений в обществе, совмещённая с целым спектром мероприятий из инструментария «мягкой силы» (распространение пропаганды, подкуп местных властей, установление контактов с местными элитами и т. п.) позволила нужным образом трансформировать оперативную обстановку и в результате местное население с восторгом встретило группировку вторжения, а украинская военная машина увязла в проблемах дезертирства и уклонения от призыва[1]. При этом отмечается, что идея «влияния» стала краеугольным камнем всего оперативного планирования и для её воплощения было пущено в ход всё: мастерская организация внутренних каналов связи, оперативные мероприятия по введению врага в заблуждение, психологические операции и хорошо продуманная система внешних связей[2]. Российские специалисты продемонстрировали врождённое понимание разницы между тремя целевыми аудиториями: русскоговорящим большинством в Крыму, украинским правительством и международным сообществом[2]. При этом, не смотря на то, что в разгар крымских событий все стороны конфликта активно использовали схожую риторику, опирающуюся на понятия «самоопределения», «самообороны» и «суверенитета», российская сторона оказалась единственной, которая смогла эффективным образом подкрепить свои слова конкретными делами[1].
В этом аспекте подчёркивается необходимость осознания стратегической значимости новой формы военных действий, которая не является военной операцией в её классическом смысле[2]. Возникновение «войны нового поколения» размывает очевидные границы между военной и невоенной активностью не давая возможности чётко определить или идентифицировать наличие самого факта враждебного влияния[1]. Доктор Ф. Карбер, рассуждая о «войне нового поколения», заметил, что она предоставляет возможность по новому взглянуть на то, что в недалёком будущем вероятно станет ареной боевых столкновений, а вооружённый конфликт на востоке Украины для данной концепции выступил в роли испытательного полигона[5].
В некоторых публикациях прозвучал призыв к западному руководству перенять способ мышления, связанный с концепцией «войны нового поколения»[1]. По этому поводу военный историк Л. Л. Тихерина из независимого аналитического центра Katehon скептически заметил, что российская военная элита опирается на интеллектуальный опыт, накопленный в течении нескольких столетий, а для российской военной культуры характерны терпеливость и точность, которые не так-то просто воспроизводить или имитировать простым наблюдением со стороны[8].
Война нового поколения.
